Бахтэли не умели держать в руках молоток, а все их семейство это потомственные дворяне, которые разве что умели отдавать приказания и держать спину ровно. Но есть и хорошая новость в этом — семья не разорилась и не перестала существовать.

Покончив со штруделем, София отставила тарелочку, и взялась за чайник, чтобы разлить для них обоих душистый чай, пары которого вплелись в остатки сигаретного дыма. Уютная забота бывает интимнее прикосновений.

— Ваше великодушие спорит с безупречными манерами, мар Ротштейн, — флёр сарказма так тонок, что едва ощущается за мелодичным переливом её голоса, - я благодарна за цветы и... аванс.

Натали стояла перед зеркалом вынимая шпильки из сложной причёски. Металлические заколки звонко цокали о дно керамической шкатулки на столе. Тряхнув освободившейся копной темных кудрей, вокалистка наконец села в кресло и устало откинулась на спинку. Выступление прошло великолепно, даже пришлось спеть на бис, чтобы немного утешить публику. Больше десятка букетов теснились у дальней стенки гримерной. Девушка соскользнула по ним уставшим взглядом и невольно отметила, что там нет ничего кроме роз. Не удивительно, в октябре цветочные магазины не радуют своих покупателей разнообразием, но все равно как-то тоскливо. И все же каждый из этих букетов оставит высушенные лепестки в особенном альбоме.

Часы на столике у зеркала щелкнули, перемещая часовую стрелку и этот звук вывел наконец девушку из задумчивости. Она сбросила с ног концертные туфли, подтянула сползающие чулки и надела сапоги. Сегодняшнее платье не было слишком вычурным, а значит можно будет поехать домой прямо в нём. Натали встает, уставшие ноги приятно расположились в тёплых сапожках, бросает снова взгляд на часы — такси уже должно быть у заднего выхода.
Фогельман набрасывает темное пальто и закатывает шею кашемировым платком, который уже прочно впитал в себя запах её духов. Последний взгляд в зеркало и вокалистка покидает гримерную, прихватив сумочку и выключив свет. На гримёрном столике остаётся лежать забытая серебряная зажигалка.

Натали чувствует как окружающий мир едва заметно покачнулся, зарябил подобно воздуху над пламенем. То ли от ощущения близости, то ли от ненавистного запах мёртвой крови.
Её тонкие пальцы буквально утопают в широкой жёсткой ладони незнакомца. Это дарит ощущение иррациональной безопасности, полной защищённости от всего мира. Не разрывая зрительного контакта, она качает головой, не соглашаясь с его словами. В конце концов это всего лишь платок. Она готова была оторвать даже подол собственного баснословно дорогого платья, но даже этого было бы недостаточно. Крохотная крупица благодарности, не способная выразить даже малейшей доли её чувств.

В узком проулке погруженном в полумрак убийца склонился над своими жертвами, а певица стоит чуть в стороне, молчаливым свидетелем сцены. Тени кружатся за её спиной, складываясь замысловатыми узорами, чёрными маховыми перьями окутывая её силуэт.

Кто-то кладёт ей руки на грудь и низ живота, прижимают сильно к постели. Она пытается вырваться, пытается избежать нежелательных прикосновений. Но оказывается словно под моноготонным прессом чужой силы. Левой рукой она вцепляется в чьё-то предплечье, ногтями впиваясь в кожу. Но в этот момент приходит обжигающая боль.

Её крик разрезает помещение. Звонкий голос, звучащий обычно безупречным сопрано, сейчас выводит высокую трель полную боли и страданий. Что-то глухо щёлкает раздаваясь эхом в гудящей голове. Натали закрывает рот так резко, что клацают зубы. Правая рука возвращает свою чувствительность и приносит агонию. Измученное сознание погружается в спасительную тьму беспамятства.

Добрый десяток полицейских в едином порыве подался вперед, готовый вбежать в пансион и растечься по нему многоглавой многорукой гидрой, залезая в каждую щель и прочесывая каждую складку на половицах.