И всё же между ними лежала тишина. Не холодная, не злая — просто плотная, почти священная тишина двух людей, каждый из которых оказался не рядом, а возле другого.

Туран стояла у борта, держа руки на прохладном поручне, вглядываясь в удаляющийся берег. В лёгком мареве растворялись линии крыш, куполов и минаретов. Они становились всё менее чёткими, пока не исчезли совсем, уступив место бескрайней глади воды и зелени теснившейся у самой кромки воды. Волны с шипением разбивались о корпус судна, а пароход уверенно нёс свою юную гостью вглубь древней земли.

— Мой импорт, так или иначе, существовал и будет существовать. Возможно, не в таких объемах, как получится устроить его с вашей помощью. И все таки — бизнес есть бизнес. Чтобы закрыть — надо вначале поймать за руку, — нагло подметил Ротштейн не собираясь проигрывать эту сделку, и уж тем более не желая казаться в слабой для себя позиции.

Рядом с ними молча стоял Арон, пытаясь выглядеть совершенно незаинтересованным происходящим, хотя Николай прекрасно видел, как напряжены его плечи и как он украдкой пытается уловить каждое слово. Арон был надежным, верным, но Николай никогда не забывал, что именно на таких людях, самых преданных, всегда и лежит самый большой риск. За них было страшнее всего. Одно неверное слово или неосторожное движение — и все закончится плохо. И как раз поэтому Николай не собирался посвящать Арона или кого-либо ещё в детали этого разговора.

Солнце стояло уже почти над головами, свет теперь падал вертикально, отчего деревья на периферии поля казались ещё более насыщенно-зелёными и живыми. Николай ощутил, что несмотря на все опасения, он неожиданно спокоен. Это была его игра, его территория, и он знал правила лучше многих. Даже если перед ним был человек, умевший двигать фигуры по шахматной доске с непревзойдённым мастерством, Николай был уверен, что сможет сыграть достойно.

— Но он же их не увидит! То есть, не целиком.
— Лодыжку увидит. А во времена моей мамочки за лодыжку стрелялись на дуэли, и не просто так. За твою бы точно стрелялись. Кроме того, важно не то, что он увидит или не увидит. Важно то, как ты себя будешь в них чувствовать. Иногда нет лучшего украшения, чем просто знать, что ты в шелковых чулках. Надевай и не спорь.

— Куда вскочила? Сиди и дай человеку подождать и помучаться. Он должен сам пропустить себя через все круги ада. Подумать, что ты передумала, или заболела, или я, старая грымза тебя не отпускаю. Им это полезно. Пять минут ему хватит. На шестой минуте, когда он уже планирует наложить на себя руки, ты встаёшь и выходишь. Ключ не забудь. И не стой на сквозняках.