ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Внешность:
David Gandy
Биография:
Детство в Дублине (1892–1910)
Шон Патрик О’Рейли родился 17 марта 1892 года в трущобах Дублина, в семье докера Майкла О’Рейли и прачки Бриджет Флинн. Семья жила в однокомнатной квартирке на улице Монтджой-сквер.
В 8 лет Шон начал подрабатывать:
Разносил уголь по богатым домам
Воровал яблоки с рынка Смитфилд
Бил крыс на пивоварне Гиннесс: пенни за дюжину
В 1909 году после смерти отца (раздавлен грузом в порту) мать с Шоном эмигрировала в Нью-Йорк на корабле «SS Celtic».
Как всё произошло тогда. Дублин, октябрь 1909 года
Туманное утро затянуло порт липкой морской дымкой. Двенадцатилетний Шон, свернувшись калачиком под старым цветастым лоскутным одеялом, проснулся от знакомого скрипа двери.
- Вставай, щенок, - хрипло бросил отец, зажигая керосиновую лампу. - Сегодня нам с тобой двойной рейс.
Майкл О’Рейли пах, как всегда, солью, углем и потом. Его грубые руки, покрытые синими прожилками, дрожали, пока он завязывал деревянные колодки поверх рваных носков.
— Па... — Шон потянулся к краю хлеба на столе, но получил шлепок по пальцам.
— После работы. «Леди Клэр» ждать не станет.
На причале №3 их уже ждал надсмотрщик, рыжий великан, напоминающий Шону злодея из маминых сказок с тростью из черного дерева.
- О’Рейли! - он ткнул тростью в грудь отца. - Ты везешь чай лорда Эштона. Один ящик - твоя недельная зарплата. Уронить - пеняй на себя.
Шон видел, как сжались челюсти отца. Но он лишь кивнул и повел сына в трюм.
- Запомни. - прошептал Майкл, когда они начали грузить ящики. - Англичане платят за наш пот гроши, но сегодня мы сможем купить Бриджет лекарство.
Это случилось на третьем рейсе. Ящик с красной печатью сорвался с лебедки. Майкл толкнул Шона в сторону и принял удар на себя. Ящики накрыли отца Шона.
— ПА!
Деревянные доски треснули, как кости Майкла. Шон до смерти запомнит этот звук.
- В Америке. - говорила мать, зашивая в подол платья медный крест. - даже ирландцы могут умереть в своей постели.
Бриджет , овдовев, принимает решение переселиться в Америку к своим родственникам. Она и ранее предлагала Майклу так и поступить, но отец постоянно отказывался следовать зову неопределённого будущего. Бросив всё, Бриджет с сыном мигрирует в Америку. Когда «SS Celtic» отплывал от берегов Ирландии, Шон выбросил в море свои старые деревянные башмаки.
- Больше никогда. - шептал он, сидя на палубе и глядя на исчезающие в тумане силуэты причалов. - Никогда не буду бедным.
Часть 2. Америка
Жизнь в Адской кухне (1909–1916). Следующая глава жизни Шона и факты из жизни.
Поселились в районе Адская кухня, центр ирландской диаспоры. Квартира на 11-й авеню оказалась хуже дублинских трущоб — три семьи ирландцев ютились в помещении, где до этого хранились угольные мешки. Мать, Бриджет, с рассвета уходила на фабрику "Gould's Cannery". Ее пальцы вечно были в порезах от консервных ножей, а в волосах застревали рыбьи чешуйки. "Это не жизнь, а отсрочка перед виселицей", — говорила Бриджет, выковыривая рыбью чешую из-под ногтей. Но когда Шон предлагал сбежать в Чикаго, она крепко сжимала его руку: "Мы уже однажды потеряли дом. Не смей сдаваться".
Шон устроился изначально грузчиком в порт за $1.50 в день
Первый день. Шон стоял у ворот Pier 45, сжимая в кармане рекомендательное письмо от падре О'Лири. Надсмотрщик Флинн, ирландец в третьем поколении с лицом, напоминающим солёную говядину, осмотрел его с ног до головы:
- "Зелёный", да? Держи язык за зубами, ноги в движении. Плата полтора доллара за смену, минус штрафы.
Первая наука, выученная Шоном в первый день, это иерархия портовых крыс: "Быки" - грузчики-ветераны (носили кожаные фартуки),"Крюки" - такелажники (имели право бить новичков канатами), "Мальчики" - такие, как Шон.
Рабочий день длиной в 14 часов, свои особенности портовой жизни и своя наука, к примеру, разгрузка бразильского кофе, значит, мешки по 120 фунтов, если хлопок из Алабамы, то в воздухе трюма будет стоять белая пыль, вызывающая "кашлячку", если выгружать Кофе "Santos", то нужна особая осторожность, он бывает со скорпионами внутри. Мешок хлопка под дождём тяжелеет втрое. Выучились свои запахи опасности, к примеру, если сладковатый, значит сахарная патока течёт, а она липнет к коже так, что потом трудно отмыться и липнет всё. Если горький миндаль, значит, в деревянных ящиках цианид для крыс, и нужно бежать к ветру. Если немецкий пароход, доплатят серебром, если английское судно, будут бить за медлительность. Или, если своровать корицу, её охотно купят пекари. Быстро узнал, как жевать табак против жажды.
Когда он впервые получил полную оплату без штрафов, ровно $1.50, он понял: теперь он часть этой вонючей, жестокой, но живучей семьи.
В 1911 вступил в банду "Gophers" (мелкие кражи, разборки с итальянцами). "Gophers" правили Адской кухней. Вступление стоило бутылки виски и украденных часов. Там он получил Прозвище "Дублинец" за привычку драться кастетами. Первая "работа" — отобрать выручку у еврейского торговца сигаретами.
Ключевые моменты:
- Научился стрелять в подпольном тире под баром "Пэдди’с Лямб"
В подвале бара "Paddy's Lamb":
Стреляли из револьверов Colt M1911 по бутылкам из-под виски
Хозяин, ветеран испано-американской войны, учил: "Целься в пуговицу - попадешь в сердце"
Шон выиграл пари — попал в монету с 50 ярдов (приз нож Bowie с гравировкой "Erin go Bragh")
- В 1916 участвовал в драке с полицией во время пасхального восстания (получил шрам над бровью, но благополучно скрылся от полиции, призвавшей на помощь Национальную гвардию). Тогда весть о восстании в Дублине докатилась до Нью-Йорка. Пьяные ирландцы разгромили британское консульство. Шон был в числе тех, кто ворвались в здание посольства и устроили погром. Бил мебель, окна и витрины дубинкой, выкрикивая "Свободу О’Коннеллу!"
- Мечтал вступить в "Fighting 69th" — ирландский полк Национальной гвардии (казалось, жизнь наладится). Каждое утро у арсенала 7-го полка смотрел, как строятся солдаты "Fighting 69th". Выучил наизусть формулу присяги, тайно тренировался с винтовкой Springfield 1903 — старый сержант Маллой позволял пострелять в обмен на чистку оружия. "Здесь я стану человеком", — думал Шон, вытирая пот после ночной смены. Он ещё не знал, что через год эти навыки спасут ему жизнь в окопах Франции...
Следующая важная глава из жизни Шона. вступление в армию и участие в Первой Мировой войне на стороне Антанты.
Дождь хлестал по крышам складов Бруклинской военной верфи. Шон, прижавшись спиной к кирпичной стене, наблюдал как сержант Маллой, громила с шрамами от боксёрских перчаток, методично избивает новобранца из Небраски.
- Ты что, фермер, в армию пришёл молоко доить? - рычал Маллой, швыряя парня на пол. — Здесь ирландский полк, понял?
Шон невольно коснулся шрама над бровью — такого же, как у сержанта.
- Эй, Дублинец! - Маллой заметил его. - Покажи этим курицам, как мы в Адской Кухне дерёмся!
Три раунда голыми кулаками против сержанта стали легендой роты:
Первый - Шон пропустил удар в печень (но устоял)
Второй - сломал Маллою нос.
Третий — оба рухнули от истощения, смеясь как сумасшедшие
- Чёртов упрямец. - хрипел Маллой, протягивая флягу. - Ты мне напомнил моего брата... Того, что повесили англичане в Килмейнеме.
Тайное братство
По ночам в казарме они занимались "особой подготовкой": стрельба при Луне - Маллой учил бить по тени, а не по мишени. Научил помечать гильзы, оставляя царапины на как сообщения: одна - "офицер", две - "пулемёт", три - "предатель" (так они метили стукачей). Или секрет "зелёного призрака" - завернуться в мокрую мешковину, чтобы не видно было дыхания на морозе
Последний вечер в Америке
Накануне отправки во Францию они сидели в баре "Четыре листа".
- Вот. - Маллой бросил на стол нож с трилистником и свёрток. - Мой отец пронзил им английского капитана в 98-м.
Шон развернул свёрток - внутри был браунинг M1910 с выцарапанными инициалами:
- Это...
- Трофей с Филиппин. Стреляй метко, пацан. Англичан там нет, но немцы — те же сволочи.
Когда их рота грузилась на транспорт, Маллой вдруг схватил Шона за плечо:
- Запомни: на войне два правила. Первое - не геройствуй. Второе...
Гул паровозного гудка заглушил окончание фразы, которую Маллой скажет уже будучи мёртвым.
Франция. 1918 год. Начало января.
Мокрый снег. Именно это Шон ненавидел больше всего. Он почти сразу таял, и ледяная вода просачивалась сквозь шинель, заползала за воротник, стекала по винтовке Springfield M1903. Он прижался щекой к прикладу, высматривая движение в немецких окопах через самодельный перископ из зеркал.
Две недели назад. Лагерь в Шомоне.
- О’Рейли, к командиру!
Капитан Донован, потомок ирландских аристократов, разглядывал его личное дело.
- Говорят, ты в Нью-Йорке крыс с одного выстрела бил?
- Не крыс, сэр. Бутылки с пятидесяти ярдов.
Донован протянул ему винтовку:
- Вон та доска. Буква «О» в слове «Coffee».
Шон вдохнул, задержал дыхание. Выстрел.
-Чёрт возьми! - засмеялся лейтенант. - Парень попал!
Так он попал в 1-й снайперский отряд 165-го полка.
Первая «охота». Аргоннский лес. Туманное утро.
- Видишь ту берёзу? — шепнул наводчик Маллой. - Под ней блиндаж. Жди офицера.
Шон ждал три часа. Когда появился немец в чистом мундире, измеряющий расстояние шагами, его пальцы сами сжали курок.
- Попал... - прошептал Маллой. - Прямо в... Господи, он даже не упал, просто сел, будто устал...
За что дали медаль почти перед окончанием войны.
27 октября 1918. Район Шато-Тьерри.
- Приказ: прикрыть отход роты «D».
Немцы шли волной. Шон стрелял методично: пулемётчик на фланге, офицер с биноклем, сигнальщик с флажками. Немцы подходили. Когда закончились патроны, он вытащил нож, тот самый, с гравировкой «Erin go Bragh»...
- О’Рейли! - крикнул капитан, когда их нашли на третий день. - Ты, сукин сын, положил девятнадцать фрицев!
Медаль «За выдающуюся службу» вручали в полевом госпитале. У Шона горела рана в боку (осколок гранаты), но он стоял по стойке «смирно».
- Ты чего дрожишь? - спросил хирург.
- Это не от страха, док. От гордости.
В кармане у него лежал окровавленный трилистник, последний подарок Маллоя, погибшего в том бою.
Эпилог
Ноябрь 1918. Госпиталь.
- Война окончена. - сказала медсестра, меняя повязку.
Шон посмотрел на свои руки. Две новые линии на ладони — шрамы от немецкой проволоки.
- Нет, сестра. Для таких, как я, она только начинается.
За окном падал ноябрьский снег. Похоже на пепел.
Шон возвращается в Нью Йорк после ранения, получает отставку, находит работу помощником пекаря, мать умерла к 1920 году от чахотки, посещает собрания ветеранов. Немногословный.
Планы на игру: не строю. Хочешь рассмешить Господа - расскажи ему о своих планах. Захочу криминал - утянут в правопорядок. Захочу правопорядок - утянут в криминал.
|
пробный пост Я наблюдал, как Майя замерла у окна, её стройный силуэт чётко вырисовывался на фоне закатного неба в большом панорамном окне, словно живая картина, написанная самим закатом. Солёный морской бриз, проникающий через открытую створку, играл её чёрной прядью волос, а золотисто - багровые лучи заходящего солнца красиво освещали силуэт Майи, подчёркивая каждый изгиб её фигурки. Сейчас она казалась одновременно такой хрупкой и такой сильной. То самое привычное мне противоречие, которое сводило меня с ума с того самого первого дня, когда я увидел её на сцене, не удержался и сразу же заказал приватный танец, сидя на кожаном диване у столика перед подиумом с шестом, и впервые коснулся её, щедро вложив серию банкнот ей за кружевную резинку её трусиков н бёдрах, знак личной благодарности за доставленное наслаждение моим глазам. Я пытался добиться её, но мои попытки неизменно разбивались о её убеждения - "я не встречаюсь с клиентами". Нежелание быть чьей-то игрушкой, оно понятно. И она здесь, сейчас, в качестве моей собственности здесь. Я достойно начал свой первый день пребывания на Эль Тропикано, обзавёлся личной рабыней в её лице, хотя изначально у меня совсем другие цели. Большой бизнес. Серьёзные вложения. А вместо того чтобы взяться решать вопросы, я отжал Майю у другого запавшего на неё и... Я не хочу думать о том, что было бы сейчас с Майей, не встреть я её. Я встретил, она здесь.
Хотя... Кто в здравом уме поверит в бескорыстие в таком месте, как Эль Тропикано? Но я хотел, чтобы она поняла, для меня она никогда не была просто собственностью. Я сейчас хищник, отобравший добычу у более слабого, я оказался сильнее, зубастее. Я медленно опустился в кресло, ощущая под пальцами прохладу тикового дерева. Бокал коньяка в моей руке поймал последний луч солнца, заиграв янтарными бликами. "Собственность". Слово обожгло, оставив некий горький привкус в моём сознании. Как ирония здесь, на этом проклятом острове, где людей покупали, как дорогие безделушки, мне она досталась. Та, которая когда-то в Лас-Вегасе отказала мне с холодной улыбкой: "Я не встречаюсь с клиентами". Я прикрыл глаза, и воспоминания нахлынули на меня. Передо мной снова возникла сцена клуба, тот самый немного душный воздух, пропитанный ароматом дорогих духов и пота, заставивший меня расслабить галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Объявили о выходе местной звезды клуба. Она вышла в луче прожектора, и в тот миг для меня музыка перестала существовать. Только она. Только ее тело, соблазнительно движущееся в такт джазовому ритму. Я сидел за столиком, глядя на её движения, звуки джаза и восторженные крики людей перед подиумом постепенно я начинал слышать, мир постепенно снова начинал своё существование вокруг центра моего сознания. После её выступления я заказал приватный танец. Закрылся в одной из ВИП комнат, ожидая её. Она появилась. Я до сих пор помню ощущения того случая. Кожа дивана подо мной была прохладной, когда она приблизилась. Ее бедра плавно покачивались, каждый изгиб её тела для меня был как вызов. Я вложил банкноты за резинку ее трусиков, и мои пальцы на миг коснулись ее кожи. Теплой. Бархатной. Мои ладони буквально вопили, требуя новых прикосновений к её телу. Я до сих пор помню её отказ, которому я подчинился. "Нет". Всего одно слово, сказанное без ненависти, но с непоколебимой твердостью.
Теперь она стояла в моем доме. Моя. По законам этого острова. Вот так я немедленно втянулся в число тех, кто владеет женщиной на острове. Вообще, для меня так и непонятно до сих пор, когда всё уже случилось. Что значит владеть человеком? Там, в Лас Вегасе, можно купить ее время, ее присутствие и даже ее улыбку. Но ее мысли?
Когда она начала медленно снимать платье, моё дыхание участилось. Я видел сотни стриптизёрш в своей жизни. Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжеволосые, с короткими стрижками, с длинными волосами. Белые или афроамериканки. Они прекрасно танцевали стриптиз, но они забывались очень быстро. Как те самые игрушки на одну или несколько ночей, о которых забываешь, едва покинув порог. Майя разительно отличалась от всех их. Она превращала танец в настоящее искусство. Каждое её движение было наполнено такой грацией и страстью, что казалось, будто она не просто двигается под музыку, она её проживает.
Вырываю себя из воспоминаний тех дней, когда она и я оставались наедине в приватной комнате казино Лас Вегаса. Она здесь, сейчас принимается за танец для меня, и я использую свою власть над ней, лишив сейчас остальной мир созерцать движения её тела. Теперь она только моя, и во мне уже пробуждается хищный собственник, который однозначно не намерен сейчас позволить кому-то ещё созерцать подобное. Если мне скажут "я уже видел почти что наготу Майи", я просто пожму плечами. "Ну и что. Это видел примерно каждый тысячный житель Лас Вегаса". То, что для меня ни в коем случае не критично. Я добивался Майи, моё желание сбылось, пусть и не так, как я представлял это, когда Майя соглашается сходить со мной на свидание, не зная, что я один из владельцев данного казино. Мне пришлось раскрыться перед Майей, но, не раскрыв свои возможности, я бы не отобрал её у похитителей. Да, Майя, танцуй.
Я откинулся на диване, чувствуя, как кожаная обивка холодит мою спину сквозь тонкую ткань рубашки. В доме царила вечерняя прохлада, наполненная запахом моря, но от её танца в воздухе будто стало жарче. "Она думает, что я вижу в ней только тело" пронеслось у меня в голове, пока она приближалась "Но я помню каждый её взгляд из клуба, каждую улыбку, которую она дарила не мне, а музыке." Когда она опустилась ко мне на колени, я почувствовал тонкий аромат её духов, что-то лёгкое, почти неосязаемое. Её кожа отражала свет заходящего Солнца, а в глазах читалась смесь вызова и неуверенности. Конечно, это я так вижу. Как и то, что она пыталась сохранить контроль, и в этом была её сила. "Смотри но не трогай, она та самая звезда, которая любит своё занятие, но не позволяет себе большего." . Именно это в ней и сводило меня с ума в Лас Вегасе. Её недоступность, это её внутреннее пламя, которое невозможно было просто купить. Я не стал её касаться, хотя каждое волокно моего существа требовало прикоснуться к ней, и ничто не препятствует сложить мои ладони на её бёдрах, накрыть ими грудь девушки, её столь привлекательные игрушечки для мужских ладоней. Вместо этого я позволил себе просто смотреть, наслаждаясь моментом. Дорогие картины на стенах, дизайнерская мебель, вид на океан, всё это меркло перед её танцем.
"Она думает, что это рабство. Но на самом деле это я в плену у неё."
Я прилетел сюда с четкими целями — переговоры, инвестиции, расширение нашей игровой империи. Вместо этого первый же день превратился в некую схватку двух матёрых волков за девушку. Майя. Я отжал ее у других. Но разве не ее образ преследовал меня все эти месяцы? Ирония. Она ненавидела и до сих пор ненавидит быть чьей-то игрушкой. Теперь она моя. Ещё сегодня утром я презирал тех, кто покупал людей. Теперь я один из них. Но в этом азартном театре абсурда под названием Эль Тропикано мне вдруг захотелось написать другой сценарий. Где она не рабыня. Где я не хозяин. Где тот танец в Лас-Вегасе мог бы продолжиться без банкнот. Без правил. Без этой проклятой резинки на ее бедрах. Танец продолжался. За окном солнце коснулось горизонта, окрашивая океан в цвет старого вина.
Последний жест Майи замер в воздухе, словно музыка оборвалась на самой высокой ноте. Я не стал аплодировать. Здесь, в этом пространстве между нами, любые звуки казались лишними.
- Спасибо. - сказал я, и слова прозвучали тише, чем планировал.
Свет за окнами уже сменился от багрового к глубокому синему, когда я открыл свой планшет, открывая сайт местных ресторанов с доставкой. Подошёл к Майе, которая снова была одета после танца.
- В этом доме двенадцать комнат. Четыре из них это спальни. Выбери любую. Она будет твоей. Я не войду туда без приглашения. Или без крайней на то необходимости. И Ужин можешь заказать что угодно. Можем пригласить повара. Повар приготовит на месте или доставят готовое
Я встал перед Майей с планшетом в руках, ожидая, что она выберет сначала, выбрать ужин или выбрать комнату.
|
