– Пожалуйста, в следующий раз не опаздывайте, мисс Браун.
Бетси Браун стала одной из первых, кто откликнулся на объявление, и взялась в особым рвением и энтузиазмом постигать азы музыки, но ей требовалась большая усидчивость. Пальцы не успевали за ритмом мелодии, и даже восьмые ноты иногда выбивались из строя, что уж говорить о шестьдесят четвертых. И тем не менее Марьяна Воронцова была уверенна, что терпение и настойчивость помогут девушке добиться успехов.
Желающих заниматься музыкой оказалось не так много, как себе нафантазировала Марьяна Воронцова, развешивая объявления, но ученики были. У кого-то была подготовка, а кого-то приходилось обучать с нуля. И девушка старалась уделить внимание каждой ученице, это были только девушки разных возрастов. Мэри распределяла уроки так, чтобы оставалось немного времени, чтобы проветрить и выпить чашку кофе между занятиями, а заканчивала за час до возвращения с работы Гарри Грейстоуна, чтобы немного прибраться и приготовить что-то на ужин. Ох, и намучился с ней Гарри в первое время…
Марьяна Алексеевна протерла клавиатуру и пробежалась пальцами по клавишам. Сейчас после длительной работы настройщика, пианино давало чистый приятный звук. И легкий вальс, один из тех, что танцевали выпускницы Института благородных девиц, лился по квартире в чуть приоткрытое окно. Девушка мечтательно улыбалась. Тонкие пальчики порхали по клавишам, и маленькие молоточки, спрятанные внутри инструмента, били по струнам, заставляя те вибрировать, извлекая звук. Остывший кофе был не так вкусен, как свежее сваренный, а варить новую порцию у Мэри не было времени. Маленькие наручные часики с гравировкой «любимой сестре от брата Демитрия» отсчитывали последние минуты до начала следующего урока. Эллис Коллинз никогда не опаздывала. Так было и в этот раз: едва большая и маленькие стрелки достигли указанной отметки, раздалось дребезжание звонка. И юная учительница поспешила к двери. Нет, вначале она остановилась у окна и прикрыла его, закрыла инструмент крышкой и только тогда открыла двери, чтобы приветствовать девочку и…
– Миссис Колли… Доброго дня, – вопросительно посмотрела на ученицу. Обычно, её приводила на урок мать, а сегодня была девушка. О том, чтобы у Эллис была сестра, ни разу не упоминалось, но девушка сама поспешила представиться. – Я надеюсь, с миссис Коллинз всё в порядке? Проходите и располагайтесь. Эллис, покажи Мэгги, где можно повесить пальто. Сейчас начнем. Я приготовлю для тебя ноты. Ты дома занималась?
Эллис активно закивала головой.
– Вот и умничка.
Девочка была очень способная и проявила особый талант к музыке. Она быстро запоминала мелодию и могла её напеть.
– С чего сегодня начнём? Давай пройдемся по гамме, чтобы размять пальчики. Я и сама только что занималась.
Мэри Воронцова обернулась к мисс Уолш, она привыкла, что миссис Коллинз сама занимала предложенный еще на первом занятии стул, но Мэгги, казалось, растерялась.
– Мисс Уолш, присаживайтесь. Вот сюда, – Мэри указала на стул. – Или, может, хотите подсесть ближе?
Миссис Коллинз достаточно было просто слушать. Иногда женщина дремала во время занятий, когда очень сильно уставала от работы, а мелодия, извлекаемая её дочерью, располагала к этому. Особенно приятно было слушать колыбельную Twinkle Twinkle Little Star. Простая мелодия, с которой с легкостью справлялся ребенок, тем более такой талантливый, как Эллис.
– Спинку держи правильно и следи за постановкой рук, так они будут меньше уставать, милая. Вот так, – Мэри приблизилась и осторожно подставила руку под локотки, поправляя. – Умничка. Продолжай.
Не отворачиваясь от инструмента, она спросила:
– А миссис Коллинз, вероятно, завалена заказами? Все хотят осенью приодеться получше.

Мэри нравилось наблюдать за Эллис, если бы не одно «но», очень весомое «но» – девочка напоминала ей ту самую Марьяну Алексеевну, к которой четыре раза в неделю приходил учитель музыки, и девочка сосредоточенно разучивала пьесы, вот только играла она не на пианино, а на рояле. В институте благородных девиц тоже уделялось время музыкальной и танцевальной подготовке, и Воронцова практиковалась снова и снова. Иногда, особенно в те моменты, когда особо сложный фрагмент никак не удавался, девочку можно было застать сосредоточенно высунувшей кончик языка в уголке губ. Её пальцы буквально порхали по клавишам. От этой привычки она не смогла избавиться в юности, хотя прилагала множество усилий, чтобы никто не застал её в таком неприглядном виде. А сейчас Мэри смотрела на Эллис и видела себя и представляла, какой хорошенькой она будет, когда вырастет и как молодые мужчины будут восхищаться игрой на пианино мисс Коллинз, если, конечно, она не бросит занятия. У Марьяны был момент, когда она готова была отказаться от музыки. Девушка тогда два месяца боялась подойти к инструменту, а случилось это так. Одна ошибка, и разъяренный учитель Института взмахнул линейкой. Позже он рассыпался в извинениях перед господином Воронцовым и оправдывался, что хотел только направить невнимательную ученицу, подтолкнуть её, но красные полосы на пальцах Мари были красноречивее любых слов. Ей было немногим больше, чем сейчас Эллис.
Мэгги объясняла, почему сегодня не смогла прийти миссис Коллинз, и это отвлекло Мари от воспоминаний.
– А у нас свадьбы как раз играются осенью. После сбора урожая, – пожала плечами. – А миссис Коллинз всё наверстает. Не последний же раз Эллис приходит на уроки.
Говорила Мэри шепотом, но по тому, как сбилась девочка, было понятно, она всё слышала.
– Эллис, будь внимательнее, хорошо, – улыбнулась Мэри и погладила по плечу. – И у тебя всё получится. У меня тоже не с первого раза получалось.
Она по себе знала, что такое излишняя строгость и придирчивость преподавателей, поэтому старалась не допускать подобных ошибок. Она умела похвалить старательного ученика так, чтобы дать ему не только уверенность в собственных силах, но и показать, что есть к чему стремиться, а Эллис была из тех, кто упорным трудом прокладывал себе дорогу.
Урок продолжался, Эллис старалась, иногда хмурилась и посматривала на Мэри, но видя улыбку наставницы и одобрительный кивок, снова бралась за дело.
– Умничка! – Мэри похвалила ученицу, ведь действительно старалась. Но не для того, чтобы понравиться молодой учительнице, а потому что ей это нравилось. – Ты молодец, но не забывай дома упражняться. Знаю, что трудно и иногда не хватает терпения, но у тебя всё получится, стоит только немного постараться.
– Всё будет, милая. А меня ты пригласишь на концерт?
– Конечно, мисс Мэри, Вы будете почетными гостями.
Марьяна смущенно покраснела. Ни одна из учениц ни разу не столкнулась с мистером Грейстоуном, но все понимании, что девушка живет здесь не одна.
– Спасибо, мисс Коллинз, мне будет очень приятно получить от вас приглашение на концерт, – она учтиво склонила голову, расправляя складки блинного платья. Никак не могла привыкнуть к новой моде. Ей казалось, что женскую фигуру просто прячут за бесформенным силуэтом.
– Только обещай мне одну вещь: не зазнавайся, когда услышишь первые овации в свою честь. Ох, у меня ведь тоже нет цветов.
«Неплохо бы приобрести пару цветочных горшков и посадить самую простую неприхотливую петунию, но это уже весной», подумала Мэри.
– Что? Нет, учеников у меня немного, но Эллис первой откликнулась на объявление и я очень рада эту. Милое дитя, – рассмеялась, видя. Как девочка чуть приподняла остренький носик, загордилась и стала походить на лисичку. – Мисс Уолш, а вы почему интересуетесь? У вас есть кто-то из знакомых, кто хотел бы получать уроки? Я могу взять ещё, – задумалась «двоих, троих?», но потом решила, что одного ученика может взять точно, а вот с двумя нужно посмотреть график. – Не откажусь еще от учеников. Только вот не всех обучать музыке можно, у кого-то нет слуха, а кому-то не хватает усидчивости и терпения, но я стараюсь к каждому отыскать подход, заинтересовать.

Говорить при Эллис о финансовых трудностях, с которыми сталкивалась девушка, приехав в Нью-Йорк и о том, что работа у Мэри не постоянная, и если бы не уроки музыки, которыми она занялась, быть Воронцовой иждивенкой, не хотелось. Не следует забивать юную очаровательную головку подобными вещами, заставляющими очень быстро взрослеть. И Марьяна уже успела понять, что в этом городе не бывает простых судеб в не зависимости от того, где ты родился и в каком районе вырос, приехал ты издалека или местный. И если кто-то считает, что жизнь – это сахар, то непременно сахар вперемешку с битым стеклом. Марьяна узнала это на собственной шкуре, когда неприятности посыпались на семью, страну, как из Рога изобилия, и довелось срываться с места да помотаться. И это была не привычная для неё увеселительная поездка по Европе, когда выбирались в Баден-Баден, Ниццу, Париж или Неаполь. Но даже тяготы пути не шли ни в какое сравнение с началом жизни в Нью-Йорке, когда тоска по родине и одиночество, невозможно ни с кем поговорить, острыми когтями рвали душу. «Уж лучше раны плоти», – думала в такие моменты Марьяна Алексеевна. А потом они снова встретились: мисс Воронцова и мистер Грейстоун.
– Для себя?
Удивленно приподняла бровь Мэри, чуть склонив голову на бок. Она внимательно посмотрела на мисс Уолш, но так была собранной, серьезной и решительной, что без сомнения, понравилось иммигрантке. Не похоже, чтобы девушка шутила подобными вещами. Мэри вздохнула и присела на стул. Посмотрела на часы. Урок с мисс Эллис Коллинз уже подошел к концу, и нужно было отпускать девочку, но что делать с её провожатой? Отпустить домой и попросить прийти в другой день? А если ей медведь на ухо наступил, и путешествие в Южный Бронкс еще раз окажется напрасным? Покусывая губу, Воронцова барабанила пальцами по крышке пианино.
– Иногда наша жизнь очень круто меняется, мисс Уолш, и почему бы не попробовать для себя что-то новое? Примерить роль, так сказать. Вы же примеряете платье перед покупкой? Хотя, вероятно, миссис Коллинз помогает вам с пошивом.
Она поспешила пояснить, что хочет прослушать мисс Уолш, в первую очередь, обращаясь к Эллис, надеясь, что ей не влетит за опоздание.
– Играть в четыре руки? Ты же понимаешь, Эллис, насколько это сложно, но… – Мэри сделала паузу, подчеркивая важность слов. – Нет ничего невозможного, когда ты чего-то очень хочешь.
«Увы, когда над тобой два метра сырой земли или толща океана, «хочу» уже не имеет никакой силы», грустная мысль о том, что желанию увидеть родителей не на фото, никогда не сбыться. И чтобы скрыть неловкость и прогнать набежавшую тень, Мэри подмигнула девочке и снова открыла инструмент.
– Конечно, ты можешь помогать Мэгги. Я могу к вам так обращаться? – теперь уже Мэри повернулась к мисс Уолш. По имени? Давайте, я вас послушаю прямо сейчас, пока вы не передумали. И решим, что с вами делать? Вы не занимались никогда музыкой? Попробуйте эту ноту?
Она нажала ми первой октавы и подняла правую руку, показывая, что можно тянуть, описывая небольшие круги.
– Молодец. А теперь эту.
Следом за ми зазвучала ля, потом си и снова ми – получился небольшой, но довольно мелодичный переход. Эллис зашумела, и Мэри вынуждена была прерваться.
– Эллис, садись рядом. Поможешь мне. Помнишь мелодию, что мы с тобой разучивали две недели назад, – девочка нахмурилась, а потом кивнула. – Мэгги, ваша задача прочувствовать ритм и отбить его.
Воронцова быстро перебрала пальчиками по клавишам, а потом сама хлопками повторила мелодию. Мелодия, которую играла Эллис была намного проще. Марьяна Алексеевна улыбалась, глядя на девчонок. Мэгги была примерно её ровесницей, и, возможно, станет будущей ученицей, если, конечно, не смутит столь юный возраст преподавательницы.
– Только я должна предупредить сразу: без инструмента очень тяжело учиться, потому что играть нужно каждый день или хотя бы через день.
Марьяна в свое время занималась самостоятельно каждый день по несколько часов, начиная с разминки в гаммах и этюдах, заканчивая большими формами, и четыре дня в неделю с преподавателем. Это была такая же наука, как и арифметика, и чистописание.

Марьяна Алексеевна умела радоваться успехам других, не завидуя, – так её воспитывали родители. Она делилась успехами с девушками из института, поддерживала их самих и помогала, если кто-то не успевал, но при этом никогда не была серой мышкой, что корпит над учебниками и грызет без устали гранит науки. А сегодня у Мэри радовалась вдвойне: Эллис делала успехи, что было ожидаемо как для талантливой девочки, а Мэгги, с которой они только познакомились, проявила себя очень достойной и способной девушкой. Она даже наигрывала на пианино, пытаясь повторить мелодию, хотя этого не требовалось, достаточно было напеть. И интуиция подсказывала Мэри Воронцовой, что с пением трудностей не возникнет, а вот с нотной грамотой могли быть свои сложности.
«Но достаточно было взять обычную тетрадку, карандаш и линейку  – и альбом для нотных записей готов, а там уж ноты записывать научатся, да диктанты музыкальные писать. Хотя какие уж ту диктанты? Это же не консерватория, и даже не школа», подумала Марьяна Алексеевна и вздохнула.
– У вас хороший слух, Мэгги, – улыбнулась Воронцова. – И есть все данные, чтоб заниматься музыкой. Вы чувствуете мелодию и можете повторить ритм. Нет, нет, поверьте, это далеко не каждый может, – улыбка не сходила в лица. – Было бы здорово. Я понимаю, что это удовольствие не из дешевых, а хороший инструмент и вовсе по карману лишь немногим, но что поделать, если есть стремление, желание…
Закусила губку. Ей бы и самой найти работу, стабильную, уважаемую профессию. Никто ведь не готовил её к подобным испытаниям, и то, что Коллинзы одними из первых пришли по объявлению, было большой удачей. Ведь сейчас приди кто-то и потребуй диплом, что скажет Мэри? Что документы её украли вместе с рекомендательными письмами, когда убили отца? Это никому не интересно. Именно поэтому и уроки стоили не дорого, по сравнению с дипломированными педагогами, но самой Воронцовой нравилось, чем она занималась. Вот только не давало покоя, что она просиживает всё время в квартире, но это давало возможность для экспериментов на кухне, которые удавались с каждым разом всё лучше.
Слушая, о чем говорят Эллис и Мэгги, Мэри подумала, что бывает ложь во спасение. Был ли это тот случай, время покажет. Может, иногда и нужно немного приукрасить историю, например, чтобы она не выглядела такой печальной, какими стали для Воронцовой первые дни в Нью-Йорке.
– Ох, – Мэри взглянула на часы. – Итак, два урока подряд.
Пальчики снова пробежались по клавишам, заставляя инструмент оживать. Мелодия была задорной, что отражало настроение Воронцовой.
– Знаете, это отличная идея, но зависит и от вас, мисс Уолш. Вы ведь уже работаете, следовательно, – теперь она смотрела на Эллис. – У вас есть определенный график, который нужно согласовать. Эллис ко мне приезжает дважды в неделю. Мы занимаемся во вторник и пятницу. Если вам удобны эти дни и это время, то можем договориться о двух уроках подряд. Вам обеим это будет полезно. Воспринимать музыку на слух, наблюдать друг за другом. Иногда это помогает избежать ошибок. Если нет, то могу предложить другие дни. Например,  понедельник и четверг, если два дня в неделю вас устроит. Конечно, было бы лучше, чтоб вы вдвоем приезжали. Вам же самим веселее будет. Мисс Уолш, решать вам. Не торопитесь, подумайте, для чего вам музыка, но учтите, я буду рада видеть вас вместе на следующем занятии.
Марьяна Алексеевна была уверена, что Мэгги обязательно вернется, это читалось в её взгляде, в её жестах, она была слишком увлечена. Провожая учениц, Мэрри вручила Эллис нотную тетрадку.
– Я для тебя записала коротенькую и простую пьесу. Она для одной руки. Постарайся разучить её к следующему занятию. Не наизусть, но чтобы ты могла уверенно читать с листа. И еще играть придется обеими руками. По очереди: вначале правой, затем – левой. Так мы поработаем над моторикой левой руки и подготовимся к более сложным произведениям.
Они еще работали в скрипичном ключе, басы не изучали, ведь девочка занимается всего пару месяцев, но уже могла назвать ноты первой второй октавы, что показывала Воронцова на листах нотных записей, и это, вне всяких сомнений, был успех. И Марьяна надеялась, что и Мэгги покажет себя не хуже.

Через много-много лет напишут, что «жизнь как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадётся», но пока о шоколаде Марьяна Алексеевна могла только мечтать. Конечно, Гарри баловал её, но это случалось нечасто, да и просила Мэри немного. Она даже умудрялась откладывать что-то со своих уроков музыки, чтобы сделать какой-то, пусть небольшой, презент любимому мужчине. И появление еще одной ученицы было весьма кстати, а в том, что девушка вернется, Мэри не сомневалась. Как будто ярмарочная цыганка нагадала ей и молвила «да будет так». И всё так и произошло.
Дребезжание звонка, и Мэри поспешила открывать. У неё как раз вскипел чайник, и Воронцова хотела сварить кофе, но просчиталась со временем, отвлекалась, а теперь уже было поздно.
– Добрый день, проходите, – жестом приглашая войти, Мэри отступила от двери. – Ой, благодарю. Это очень… Приятно!
Она приняла цветок и повертела горшок, рассматривая сов всех сторон. Растение было буквально облито, а  маленькие аккуратные не слишком яркие цветочки радовали глаз.
– Вот уж точно вы угадали. Уже несколько недель подумывала о том, чтобы приобрести растение. Всё же с ними в доме как-то веселее, не так ли?
Девушки разделись, повесили пальто на привычные места и прошли в комнату.
– О, конечно. Я понимаю, что Эллис нужно пообедать. У меня как раз вскипел чайник. Я сейчас приготовлю чай. Эллис, располагайся за столом.
Большой стол, который Марьяне пришлось долго скоблить, сейчас были застелен скатертью молочного цвета. Девушка даже боялась предположить, что делали с этим столом прежние жильцы, потому что слой грязи был таким большим, что шляпная коробка, которую Мэри опрометчиво положила на стол, прилипла. Но сейчас всё было чистенько и красиво, хотя под скатертью скрывались потертости и царапины.
– Мэгги, вы пока садитесь за инструмент, на стул справа, пожалуйста, а я принесу Эллис чаю, и начнём урок.
Марьяна Алексеевна вышла в кухоньку и зазвенела посудой, собирая на небольшой поднос чашки  и чайник. Когда она появилась, мисс Уолш рассказывала о своей работе телефонистки. Мэри стало интересно, чем вообще занимаются телефонистки? Её семья не пользовалась телефоном ни в Москве, ни в Петербурге, ни, тем более, здесь. Они с Гарри не могли себе позволить подобной роскоши, да и пока не было особой нужды в подобном аппарате.
– Эллис, постарайся вести себя тихо. У нас сегодня теоретический урок, ты это уже знаешь, а мисс Уолш нужно выучить.
Над чашкой чаю поднимался дымок, а Мэри присела за инструмент, разминая пальцы. Она поставила на пюпитр нотный лист и взяла небольшую палочку, служившую её указкой. Она показывала ноты, рассказывала, как ведется нотная запись, и чем одни хвостики над или под нотами отличаются от других. Некоторые ноты она проигрывала и просила Мэгги снова вытянуть ту или иную ноту, плавно переходя к следующей, всё выше.
– Семья, – Мэри вздохнула. Она в последние дни запрещала себе думать об этом. Особенно тяжкими эти думы становились под монотонный осенний дождь, барабанящий в стекло. – Да, у меня есть семья, у меня есть муж, которого я очень люблю, Он заботится обо мне, оберегает от тягот, защищает, а я стараюсь во всем поддерживать его. А Родители, родные, – было заметно, что русская подбирает слова. Она ведь осталась сиротой, и как говорится, по-настоящему взрослыми мы становимся тогда, когда умирают наши родители. – Родителей, к величайшему моему сожалению, уже нет в живых, да и братья остались там... В России.
Пальцы нажали на клавиши, и полилась очень грустная мелодия, принадлежавшая Огинскому. Его «Прощание с Родиной» всё чаще звучало в квартире Воронцовой и Грейстоуна.
– Простите, Мэгги, что-то я совсем забылась. Ни к чему вам все эти тяготы русской души. Давайте продолжим. И если вы расстроились, что сегодня не играете, не стоит, – улыбнулась. – Мы выучим ноты, я покажу вам, как правильно держать руки, ставить пальцы. Преподаватели все наперебой говорят, что пальцы нужно закруглять, – Мэри показала кулачок. – Как будто мячик накрываете ладошкой. Но всё это враки, скажу я вам. Каждый выбирает, как ему удобнее играть. Кому-то так, а кому-то легче и проворнее почти прямыми пальцами. Это всё зависит от практики.
Эллис притихла, слушая наставницу, было слышно только, кК она прихлёбывает чаем.
– А как вам работается на телефонной станции? Весело поди, в компании девчонок. Всегда есть, с кем обсудить новинки музыки и моды.

– Да, очень много музыки красивой, а песни народные. Да, это у каждого народа свои песни, вот только в многонационального Нью-Йорка… нет исконно своих песен, но он тем и богат – слиянием культур, – улыбнулась. – Да, я летом только приехала. В середине июня. Наверное, прошло слишком мало времени, чтоб я перестала тосковать по России, хотя вернуться туда я не хочу. Там всё иначе. Муж, – при этом слове у Мэри потеплело в груди. Пусть они не были официально женаты и не обвенчаны, да и жили во грехе, как сказала бы матушка, но иначе Гарри Грейстоун не воспринимался, её мужчина, её защита и опора. – Нет, он не русский, он – американец.
Воронцова хотела спросить, откуда Мэгги родом, но девушка продолжила рассказ о районах города, и стало понятно, что она из далекой Ирландии.
– Вот как? Ирландия? А я была только в Англии. Полтора года почти прожили с отцом в Лондоне, но, кажется, там не очень чествуют ирландцев.
Воронцова наиграла вовсе непростую мелодию ирландской джиги. Конечно, с пианино это звучало несколько странно, но всё же ножка уверенно принялась отбивать ритм, а после разговор перешел к еврейской общине, и Мэри тут же подхватила сравнительно новой мелодией, написанной всего год назад. Она не была уверена, что Мэгги или Эллис узнают эти мотивы, как и в том, правильно ли ей удается передать мелодию, ведь Марьяна слышала эту песню всего несколько раз. Последний из них – на судне, доставившем в Нью-Йорк пассажиров из Плимута. Когда паренек увидел Нью-Йорк и подбросил вверх свою кепку, кто-то внизу воскликнул «возрадуемся» и принялся отплясывать.
– Да, не очень похоже, но эту мелодию делает голос, а я, к сожалению, слов не знаю. А по поводу русской общины или церкви… я знаю, что здесь много иммигрантов, но как-то пока не доводилось мне с ними встретиться. Знаете же, как тяжело обустроиться на новом месте. Не до поисков было.
Эти слова натолкнули на мысли, что можно поискать родню Кавалли. Марьяна только сейчас задумалась, что бабушка в своё время не оставила себе свою или двойную фамилию, а взяла фамилию деда Павла Лаврентьевича Воронцова. Может, были какие-то неизвестные мэрии подводные камни в отношениях гран-ма и остальных родственников, но так или иначе, не найдя последних, выяснить было невозможно.
– Что вы, Мэгги, я благодарна вам за такую информацию. Обязательно посещу церковь, схожу на исповедь и к причастию.
Она смотрела, как ученица старательно повторяла движения учительницы.
– А сколько вам? Кажется, немногим младше меня? – с прищуром спросила Мэри. – И как ваша семья относится к тому, что вы работаете в вечернюю смену. Мне кажется, для столь юной девушки это не лучшее время. Приходится затемно возвращаться домой.
Они немного отвлеклись от урока, чтобы поболтать, но Мэри поднялась и встала позади мисс Уолш, чуть поправляя руки, чтобы было, как ей казалось, удобнее.
– Ничуть не глупо! – горячо ответила Марьяна, она так и не присела, поэтому принялась расхаживать перед инструментом и сидящей за ним мисс Уолш. – Не вижу в этом ничего глупого, Мэгги. Я и сама готова была разделить судьбу братьев. Они у меня выпускники кадетского училища, офицеры, но, увы, сейчас я даже не знаю, живи ли, свидимся ли когда, – Мэри призадумалась. – Связисты, медсестры, санитарки. Так получается, что женщина может то, чего не сможет сделать мужчина. Поэтому мы такие разные, и поэтому мы нужны друг другу. Но, кажется, я отвлеклась. Давайте продолжим. Ах, танцы.
Легкий вальс заполнил комнату.
– Мы выбираемся и на танцы, и в синематограф, – улыбнулась. – А вы с девчонками молодцы. Это нужно для молодой девушки. Говорю, как старушечка. Да, Эллис?
Мисс Коллинз рассмеялась, меняя Уолш за инструментом.
– Знаешь, я предположу, что мои братья тоже сказали бы, что мистер Грейстоун мне не пара. Они редко какого мужчину посчитают достойным. Но я счастлива. Разве не это самое главное? В семьях всегда возникают такие сложности.
Марьяна благодарила бога, что отвел от неё уготованную судьбу выйти замуж в восемнадцать за нелюбимого, только вот цена, что заплатила Воронцова, была слишком высокой.
– А теперь покажи, чему ты научилась. Ноты не забыла? Умничка.
Марьяна обернулась к Мэгги.
– Наливайте себе чаю. Правда, он уже остыл, но могу подогреть.
Их урок был очень увлекательным. Девушки не только разыгрывались в гаммах, изучали теорию и распевались, но еще и говорили. Говорили о разном. О семье, о работе, об отношениях, и хоть Воронцова придерживалась правила держать особую дистанцию с учениками, а отношении Коллинз и Уолш она делала исключение.

Мэри повернулась к Мэгги, сидящей за столом, потом спросила разрешения у Эллис налить и себе чашку чаю. И это вошло уже в традицию. Когда приходили мисс Коллинз и Уолш, Воронцова кипятила воду и готовила чай или варила кофе, только не крепкий, а для Эллис еще и водой разбавляла, как это делают не в лучших заведениях. И разговоры были о разном. Больше они касались музыки, современного кинематографа, жизни в большом городе, вдали от дома. Марьяна Алексеевна не хотела вспоминать об ужасах революции и говорить о войне, которая всё ещё продолжалась. Конечно, никаких вестей от братьев. Последнее, что могли узнать о сестре Дмитрий и Георгий Воронцовы, так это, что они с батюшкой успешно добрались до Лондона и пытаются там обустроится.
– Война, какой бы они ни была, – это всегда страшно.
Мэри наиграла для девушек военный марш, вопреки тому, что мисс Коллинз каждый раз просила научить маршу невесты.
– Всему своё время, – отвечала Мэри, размышляя, когда же это время приходит?
Девушки сидели за столом и пили чай. Сегодня было много теории, без которой невозможна практика, и чтобы немного отвлечь, а заодно и вспомнить прежние разговоры о семье, Мэри поднялась и  взяла с тумбочки фотографию семейства Воронцовых. Провела ладонью по стеклу, смахивая тонкий слой пыли.
– Вот это моя семья. Нет, здесь, нет моего любимого, да и я, поглядите, какая маленькая и смешная. А это и есть мои братья.
Надеялась, что это фото прояснит ситуацию, почему семья Воронцовых может оказаться против мистера Грейстоуна в качестве мужа для их сестрицы. Кровь  людская – не водица, как говорится, она определяет, кто мы есть, а Марьяна Алексеевна принадлежала в высокому роду. Но все это было там, в царской России, а здесь это уже не имело никакого значения, а главное, для самой Марьяны Алексеевны.
Чуть зарделись щеки, чуть чаще задышала, и чтобы скрыть смущение, попросила присесть к пианино Эллис. Сегодня она первой играла. Девочка успела перекусить, пока Мэри рассказывала теорию, хотя особо углубляться не собиралась, она ведь понимала, что не сможет девушкам дать должные знания, да и подтвердить их подготовку, сколько бы они не занимались с ней, но научить их играть «для себя» на должном уровне, Марьяне было под силу, тем более с такими старательными ученицами.
– Молодец, Эллис, – Мэри никогда не скупилась на похвалу. – еще раз сыграй вот этот кусочек. Со второго такта. Немного спотыкаешься на переходе.
– Но мисс Мэри, – капризно надула губки Эллис.
– Давай я помогу.
Воронцова встала позади и положила кисть поверх ладошки девочки, она начала помогать ей и показывать, как лучше поставить пальчики, а потом на нотном листе проставила номера от одного до пяти, чтобы было понятно, как играть.
– Попробуй теперь сама. Вот, уже лучше.
Вернулась к столу.
– Мэгги, а у вас какие-то трудности возникали? Девочки, послушайте, если есть какие-то проблемы, вы скажите, на что-то будем обращать больше внимания. Договорились?
Ей нравилось, что уроки проходят в легкой атмосфере, не напрягают ни одну из сторон. Возможно, Мэри была не слишком строга к своим ученицам, но девушки, на её скромный взгляд справлялись с заданиями.
– Вот так, уже лучше. Ты для миссис Коллинз играла? Умничка. Знаешь. Музыка даже самые тяжелые времена помогает пережить.
Потом спохватилась. Ни к чему ребенку говорить о жизненных трудностях. Рано её еще думать о таком, пусть растет в любви и счастье. Мэри подсела за стол и сделала глоток чаю. Она привычно держала осанку и правильно поднимала чашку, как учили в Институте на уроках этикета, слушала игру и одобрительно кивала. Через пару минут она снова была возле Эллис, боясь, что девочка воспримет её отсутствие, как знак невнимательности и неуважения. Мэри легко поправляла, если Эллис допускала ошибки, позволяла разыграться, чтобы потом мисс Уолш сменила мисс Коллинз за инструментом.
– Мэгги, теперь вы, а Эллис пока может позаниматься. Что-то задали на дом. Как ваши успехи? Получается? За это время вы добились успехов, Мэгги.  Вероятно, помогают навыки работы? Никогда не бывала на телефонных станциях.

Отредактировано Marie Vorontsova (2019-07-17 14:00:56)

Мэгги рассказывает о себе, приоткрывая завесу тайны. У девушек такое разное прошлое, но судьба свела их вместе, и Марьяна не задумывается, какой была бы её жизнь, будь жив отец. Ей некогда. Она упорно поправляет пальцы Мэгги на клавиатуре, отмечая, с какой любовью девушка касается инструмента. Не нужно говорить о желании, которое проявляется в каждом жесте, взгляде, в том, как мисс Уолш чуть покачивается, наклоняется вперед или чуть склоняет голову к черно-белому полотну клавиш. Звук ровный, хороший. Мэри улыбается. Эти откровения сближают, какое бы разное прошлое ни было у девушек, сейчас их настоящее очень схоже, но Воронцова пока не готова к откровениям, они хочет закончить урок. Её откровения – это музыка, она говорит намного больше, чем скажут слова. Она говорит о тоске и грусти по далекому краю, но поёт о счастье, которое обрела Марьяна здесь, о любви и радости, которые она каждый день дарит своему мужчине, и настойчивости, с которой её ученицы постигают азы музыки. Это всё Воронцова может выразить без слов, только касаясь клавиш.
– Это очень хорошо, Мэгги. Мечты на то и мечты, чтобы сбываться. Я вот как приехала искала работу, да какой из меня работник. Несколько раз попадала в бордели, ужас, – Марьяна краснеет, вспоминая сальные взгляды мужчин и оценивающие мадам. – А потом устроилась в пекарню. Ух, какие они вкусные булочки пекут. Здесь недалеко. Может, видели вывеску «Булочная Хоула»? Но я там недолго проработала, всего несколько дней. Силы не хватало даже тесто выместить. Так что теперь зарабатываю уроками музыки. Иногда подрабатываю тапёром в синематографе.
Марьяна улыбнулась и посмотрела на свои пальцы. После полного дня, что она провела за инструментом, импровизируя и подстраиваясь под действо на экране, она не чувствовала пальцев, и даже не смогла удержать чашку в руках. И как же нежно целовал уставшие пальчики её мужчина.
– Говорить? – удивленно вскликивает Мэри, чуть повысив голос. – А что же говорят? Ах, да. Девушка, дайте номер такой-то? Да? Отцу доводилось пользоваться телефоном, а вот мне ни разу. Интересно всё же. И как вы находите время, чтобы перемолвится словечком в такой-то суматохе. Нет, боюсь, я не осилю это. Говорить и одновременно соединять. Это же надо еще попасть штекером… Или я просто не понимаю. Надо всё увидеть.
Рассмеялась, попытавшись представить себя на месте Мэгги.
–  А что? Телефонистки слышат всё, о чем говорят? Ох, это сколько же слухов собрать можно, особенно. Если звонят какие-нибудь кумушки. Как мы сейчас. Сидят и судачат себе о том, какие погоды нынче в городе, да какие моды в Париже, да какую шляпку одеть на предстоящие скачки, и какое платье выбрать к ужину. Так вы, поди, все новости узнаете раньше, чем газетчики их опубликуют.
Марьяна исправила на нотном листе запись, потому что сбилась, готовя задание для Мэгги.
– Эллис, а ты как думаешь? Интересная у тёти Мэгги работа?
– Ещё бы! Но я всё равно хочу играть и буду учиться.
– Понятно, мисс Коллинз, мы будем с нетерпением ждать ваших первых концертов.
Мерь расправила складки на платье и чуть присела в легком реверансе.
– О, Мэгги, будьте так добры, успокойте миссис Коллинз, Эллис  – большая умничка, и делает успехи. Эллис, если захотите, можем подготовить для ваших родителей небольшой концерт. Где вы покажете, чему научились за это время. К Рождеству, например. Мы успеем еще выучить несколько легеньких песенок, и даже сыграть двумя руками. Платье? О, уверяю вас, это лишнее, – покраснела.
Как же ей хотелось новое платье к Рождеству! Устроить семейный праздник. Она понимает, что такого шумного, как бывали в Москве или Петербурге, не получится, но всё же. Мэри даже глаза закрыла и начала напевать знаменитую «щедривку», даже не подозревая, что её давно перевели на многие языки мира, а она её узнала от конюха, что был родом из Харькова, или как он сам себя называл «залопанец». Пела она не так стройно, как хотелось, и на некоторых словах спотыкалась, и куда лучше её давалась «Тихая ночь». Но мэрии взяла в руки журнал и стала перелистывать, и заметно было, как вспыхивают восхищением глаза, при взгляде на некоторые фасоны платьев.
– Вот это красивое очень. Но, вероятно, дорогое. Не с моими доходами позволять себе подобную роскошь, – виновато пожала плечами. Как еще объяснить девушкам, что уроки, за которые Марьяна получает меньше 10 долларов в неделю, не могу покрыть расходы на платье. А ведь скоро платить за квартиру.  – О, Мэгги, вы умеете шить? Я только вышиваю, и то с трудом. Вот бралась за починку рубашки, так все пальцы исколола. Но я не сомневаюсь, что миссис Коллинз будет очень занята перед праздниками. Нет, я уверена, что она просто завалена работой. Сама ведь такой была. Всё откладывала визит к портнихе перед рождественским балом, а потом бежала, торопила…
Мэри отмахнулась. Ни к чему сейчас вспоминать прежние времена, которые безвозвратно канули в Лету. Воронцова еще хотела поболтать, но время было позднее, и надо было отпускать девушек домой, тем более, Мэгги выходит в вечернюю смену. Она решила, что обязательно расспросит в другой раз о традициях и как празднуют Рождество в Нью-Йорке.

Иногда даже самого начала беседы достаточно, чтобы заинтересоваться и прислушиваться, о чем идет речь. Марьяна знала это не понаслышке, частенько еще маленькой девчонкой она подкрадывалась к дверям кабинета отца, и прислушивалась, что же Алексей Павлович обсуждает. Вот так в своё время она и узнала, что сосватали её и пора готовиться к замужеству, а ей этого ой, как не хотелось, но и перечить родителям Мэри не могла. Оставалось только смириться с уготованной её судьбой, да только революция внесла коррективы. И теперь Мэри Воронцова из завидной невесты превратилась в учительницу музыки с неопределенным семейным статусом, хотя про себя она давно называла Гарри Грейстоуна своим мужем, а то, что фамилию мужа не взяла, так это у знати было дозволено. Но разговор сейчас не об этом, а о телефонной станции. Мэри смотрела на руки Мэгги и пыталась представить, какого это: так ловко и быстро подключать, переключать, соединять и говорить, говорить, говорить. А что говорить в таких случаях, Мэри Воронцова не представляла. Конечно, она была болтушка та еще, и частенько ей в Институте влетало от наставниц за болтовню на занятиях или передачу записочек, а уж в свободное время девушка любила пощебетать с подружками. Где они теперь? Смогли ли выбраться из развалившейся империи, или им пришлось подстраиваться под новые реалии? Семья Воронцовых так поспешно покидала страну, что Марьяна  даже не успела никому из подружек весточку отправить. Интересно, а отсюда позвонить можно? Наверное, еще не придумали такого.
Мелькают страницы журнала.
– И вот такое можно пошить?
Показываю простенькое на первый взгляд платье, но если присмотреться это фасон с множеством деталей, которые делают наряд изысканным при всей его простоте. Мэри покраснела.
– Насколько я поняла, миссис Коллинз тайком взяла их, а значит, могут обнаружить пропажу. Я обещаю подумать, и скажу в пятницу. Только… Кажется, мне придется помочь с покупкой ткани.
Еще минуту назад Мэри сомневалась в целесообразности таких трат, но вот уже мысленно примерила на себя такое платье, и улыбнулась. Она постарается уговорить Гарри на обновку по случаю Рождества. Это будет подарок, а другого ей и не надо.
– Раньше заказала бы у Пэгги платье без малейших сомнений, а вот сейчас. Впрочем, есть время подумать до пятницы, и я отвечу, и конечно, я  приду на концерт, раз вы меня приглашаете. Эллис, надеюсь, ты позволишь  и мисс Уолш показать, чему она научилась? Будет замечательно, вот увидите!
Мэри словно переносилась на несколько лет назад, когда приезжала в родительский дом и музицировала по вечерам в большом гостевом зале, где собирались друзья семьи и знакомые. Мужчины потягивали коньяк, дамы пили кофей из маленьких чашечек, а в камине весело потрескивали дрова. И мало кто обращал внимание на огрехи в игре, что случались у Марьяны, но таких ошибок Мэри не допустит. Эллис покажет, что родители не зря платят за уроки музыки, и девочка уже многому научилась. С таким количеством уроков. Сама Мэри училась быстрее, потому что музицировала каждый день.
Мэри взяла нотный лист, разлинованный вручную, и села за инструмент. Пока девушки обсуждали платья, рассматривая журнал, писала ноты и проигрывала их на пианино. Рядом присела Эллис, показывая еще одно платье.
– А вот это я выбрала для мисс Мэгги, – прошептала на ушко.
– И если все будут в обновках, то как же мне прийти на концерт в стареньком платье?
Платье, конечно, было не старое, даже больше: Мэри одевала его, когда они с Гарри выбирались из дома в синематограф или прогуляться по парку. И в этот момент, Воронцова подумала, что платье может быть не лучшей идеей, а вот пальто… «Ну, да ладно, мое пальтишко еще крепкое. Обождет», подумала она, провожая девушек, чтобы через несколько дней дать согласие на пошив платья только с уговором покупать ткань вместе.
– Мэгги, скажите, что вы мне поможете, я вас умоляю. Хочу, чтобы рисунок был не очень пестрый. Идеальный вариант – однотонный, чтобы скомбинировать цвета. Можем отправиться после урока. Или в другой день договоримся.
Она поставила перед девушкой чашечку кофе и присела за стол.

Недолго Мэри размышляла о том, стоит ли справить новое платье, да и советоваться и спрашивать разрешения не у кого. Гарри уехал на заработки вместе с давним приятелем Джассом, куда-то на Юг, обещал писать, но без Грейстоуна вечера юной Воронцовой утратили былую яркость. Она по-прежнему давала уроки днем, а по вечерам играла в довольно большом заведении в Верхнем Манхеттене, куда её взяли по рекомендации того же знакомого. И музыка снова наполнила жизнь Марьяны Алексеевны, как и прежде. Случались, конечно, и неприятности в виде изрядно перебравших клиентов, но всё это забывалось, как только днем раздавался звонок в двери, и приходили ученицы. Мэри нарадоваться не могла их успехам. Особенно радовала её Эллис Коллинз, девочка так загорелась идеей Рождественского концерта, что прилагала еще больше усилий. А вместе с ней и Мэгги Уолш.
Крайний урок был не просто продуктивным, а очень насыщенным, в том числе эмоционально. Девушки договорились пойти за тканью для нового платья, и Мэри предупредила., что в этот день может немного задержаться, ведь раньше подобные походы доставляли огромную радость, и сейчас Воронцова просто боялась потерять счет времени. Она с самого утра была очень воодушевленной и ждала с нетерпением прихода мисс Уолш. А еще впервые самостоятельно приготовила лепешки, как её учил Гарри. Несколько, конечно, подгорели, но это было не существенно. И Мри с нетерпением ждала субботы, когда они  с Мэгги отправятся за покупками, ведь женщине так нужны все эти кружева и рюши, тонкие, почти невесомые ткани, маленькие и большие пуговки, чулки со стрелками и без. Она дважды проверила отложенные на покупки деньги. Вчера, то есть в пятницу, день в ресторане оказался особенно щедрым на чаевые, но эти деньги Мэри бережливо отложила в небольшую жестяную коробку, которая до сих пор хранилась аромат цукатов.
Мэгги не заставила себя ждать, и Марьяна Алексеевна хотела уже по доброй традиции предложить девушке выпить чаю, но удобные туфли, подготовленные заранее, так и манили отправиться в путешествие в мир девичьих желаний. Ведь о чем мечтает каждая девушка? О кавалерах? Нет, Мэри еще пару лет назад мечтала о том, чтобы свидеться с братьями да потанцевать вволю на балу, а для этого нужно платье, а к нему кружево и лента, и пуговки, и шнуровка, и туфельки, и подвязки к чулкам, и чулки, и еще много и много другого.
- Я готова, - едва ножки оказались в паре дорожных туфель, а на плечи легло пальто, Мэри покрутилась, показывая свою готовность к новым свершениям. - А когда вернемся, попьем чаю с лепешками. Я сама напекла.
Мэри закрыла дверь, и отправилась в новое путешествие по Нью-Йорку. Ей очень повезло с провожатыми, и она готова была удивляться новым красотам города, впитывать его дух, открывать новые кварталы, знакомиться с новыми людьми.
Дорога не знала много времени,  тем более, что девушки оживленно щебета ли, как птички по утру, не замечая заинтересованных взглядов. Они были поглощены рассуждениями, какая ткань будет лучше смотреться на этом фасоне. Воронцовой хотелось чего-то изысканного, но в то же время простого, а как этого достичь, она не понимала. Раньше подобных проблем не возникало.
- Как думаешь, там можно купить ткань для нижней юбки, или лучше сразу взять готовую? Давно не покупала ничего подобного, даже не знаю, с чего начать?
Смеясь, девушка толкнул дверь магазина, и под мелодичный звон колокольчиков замерла.
- Здесь столько всего!..
Как ребёнок, попавший перед Рождеством в магазин игрушек! Сердечко колотилось, Мэри вначале нерешительно, а потом уаереннее подошла к прилавку. Первое, что Воронцовой купила, была белая бархатная лента, которой девушка перехватила и подвязала волосы. Потом обернулась к Мэгги и улыбнулась.
- Теперь я полностью в ваших руках, мисс Уолш. Командуйте.

Отредактировано Marie Vorontsova (2019-07-29 08:28:39)

– Хорошо, мы обязательно подберем что-то подходящее, насколько я понимаю, мерки лучше уже снимать в белье, которое… – Мэри не знала, как правильнее объяснить. Она носила корсеты по моде, утягивала талию, если это было нужно, подчеркивала грудь, но здесь всё было по-другому, и её платья пылились в шкафу.
«Интересно, может, можно переделать что-то? Ткань-то добротная», подумала Мэри. Она действительно, неплохо разбиралась в тканях, по крайней мере, могла отличить качественные шерсть, ситец и лён от некачественных. Но сегодня была иная задача, и девушка смело нырнула в мир рюш и скользящих тканей. Давно она не видела такого изобилия тончайшего кружева и струящегося шелка, ласкающих кожу. Само их прикосновение – уже праздник. И Мэри в предвкушении, какой будет реакция мистера Грейстоуна, когда он увидит её в новом платье, белье, а если еще и туфли купить. Нет, не купить, но потратить пару вечеров на отделку, даже если Воронцова исколет себе все пальцы.
Посмотрела украдкой на часы. Сегодня не было учеников, но в ресторане её ждали на вечер. «Отсюда, кстати, не очень далеко до работы», внутреннее я подало тоненький голосок.
– Что? Цвета? Ой, скажешь  тоже, – улыбнулась. – Мне кажется белый идет всем девушкам, подчеркивает их изящество и воздушность. А мне нравятся разные, только очень осторожно отношусь к красному цвету, слишком уж вызывающим он мне кажется. Давай посмотрим что-то нежное. Может, эйвори? Или слоновой кости? Нет, это марким будет платье. Хотя… Знаешь, я даже не понимаю, чего мне сейчас хочется.
Не говоря уже о том, что такие светлые оттенки Мэри воспринимала, как торжественные. А торжества у них не намечалось, поэтому хотелось что-то и праздничное, и такое, что можно было бы на каждый день приспособить. Хотя для работы в ресторане подошло бы как раз светлое платье. Особенно в те моменты, когда в зале приглушали свет, и оставляли яркой люстру лишь над подиумом.
– У меня только одно пожелание: чтоб это было не слишком ярко. Но какой-то яркий акцент оставить можно. Бант или ленту, или цветок какой-то. Не знаю, вам виднее. А что ты не это скажешь?
Мэри взяла со стеллажа свернутый рулон и чуть развернула, чтобы посмотреть.
– Как бы посмотреть его при свете ламп? Что? Белье?
Всплеснула руками. Как такое может быть, чтобы девушки и мужчины носили одинаковое белье. Покачала головой.
– Где? Где эта вырезка? У тебя её нет с собой? Нет, я, конечно, понимала, что грядут перемены, но не такие же! Они совсем там с ума посходили! Нет, Мэгги, я не верю, что они докатились до такого. Это же… Это же просто верх безрассудства. А дальше что? Девушки наденут брюки и станут перетягивать себе грудь, чтобы быть еще больше похожими на мужчин? Даже слышать о таком не хочу. Да я даже верхом в платье езжу!
Мэри эта новость поразила не на шутку, и она не замечала, что привлекает внимание других покупателей в магазине.
– Мэгги, ну, вот скажите, как такое может быть, чтобы утонченная девушка, которую природа создала хрупкой, ранимой и женственной, уподоблялась мужчине? Нет, нет. Прав был батюшка, что забрал меня сразу же из этого балагана.
Но для себя Мэри отметила, что обязательно поинтересуется вестями с родины. Глядишь, может, в какой-то из заметок увидит имена братьев, но лучше, конечно, не видеть. При нынешнем строе таких, как Воронцовы, преследовали и презирали.
– Мне нужно чуточку освежиться, – побледневшая Мэри обмахивалась платком, на котором виднелись её инициалы.

Отредактировано Marie Vorontsova (2019-08-04 15:34:04)

– Да, да. Лучше немного подышать.
Для впечатлительной и эмоциональной Мэри подобная новость стала потрясением. Как такое возможно? Так девушка, поди, начнёт выполнять мужскую работу. Но Мэри никак не могла представить себя на месте Гарри. Нет, всё же Бог создал мужчину и женщину таковыми не для того, чтобы они менялись ролями. Да, женщина – хранительница домашнего очага, слабая, хрупкая, мудрая и изворотливая, требующая защиты, но способная собой закрыть детей, если возникнет необходимость и мужчины не будет подле. Мужчину же создали крепким, сильным, честным, трудолюбивым. Это не половинки, а разные миры. Миры, существующие в одной плоскости, в  одном пространстве, эти миры сближаются, сталкиваются, расходятся или соединяются на короткое время или навсегда. Это миры, которые не дано познать до конца, но каждому позволено нырнуть в глубины другого, избранного. Эти миры всё время взаимодействуют и не могут друг без друга. Мужчина никогда не родится без женщины, а женщина никогда не сможет родить ребенка без участия мужчины. И если кто вспомнит о непорочном зачатии, Мэри возразит, что во всяком правиле есть исключения.
– Нет, Мэгги, это уму непостижимо. Я отказываюсь в это верить. Принеси мне эту газету на следующий урок. Хочу сама увидеть, как это.
Даже не заметила, как лента оказалась в волосах, когда они выходили из магазина, лишь кивнула продавцу, подтверждая слова про столь огромный выбор.
– Я просто растерялась, – обернувшись к уже закрытой двери, проговорила Мэри Воронцова и пошла за Мэгги.
– Прости, наверное, это всё глупо выглядит со стороны. Нельзя так эмоционально реагировать.
Каблучки стучали по мостовой, отбивая ритм, а Мэри, хоть уже и пришла в себя, всё еще обмахивалась платочком. Она не обратила внимания, как реагировали на её бледность, которая сменилась очень быстро румянцем. Девушка только успевала кивать, мол, «да, да, нам два кофе и мы будем здесь, на улице».
– Нет, это невероятно, Мэгги. Вот скажи, ты бы сама надела такое? – и пусть Мэри не видела той фотографии, но живо представляла. Нет, не спортсменку с мужеподобной фигурой, а себя в подобном белье. Майка болталась бы, как на вешалке, а трусы того и гляди слетели бы с бёдер, и тогда все бы тыкали пальцами в Мэри и порицали, и журили. Нет, уже лучше белье, какое есть, и обязательно с нижней юбкой, а на панталоны красивую рюшу пустить. Пусть короче, чем она носила еще несколько лет назад, но всё же не мужские трусы.
– Интересно, как на это реагируют мужчины?
Воронцова никак не унималась, и даже появление официанта с двумя чашками ароматного кофе не заставило её смутиться.
– Ой, что ты придумала, – Мэри подняла чашку. Мизинчик чуть отодвинулся в сторону, когда девушка пригубила напиток с пышной молочной пеной, внимательно глядя, как Мэгги расправляет салфетку. Воронцова даже приплясывала в нетерпении, а может, у неё просто озябли ноги.
– Что? – Мэри повернула голову и вопросительно посмотрела на мужчину, а  тот с не меньшим интересом разглядывал её. Воронцова почувствовала себя объектом каких-то странных исследований и отставила чашку. Тихо прошептала, обращаясь к Мэгги. – Ты его знаешь? Что это за дэнди?
Мэри не верила в чистоту помыслов людских, и если мужчина предлагал оплатить счет девушки, значит, он от неё ждет какого-то ответного шага, а в этом случает ответный шаг должна была предпринять Мэри. Она перевела взгляд на лист тонкой бумаги, который трепал налетевший с залива ветер.
Провела по волосам и…
– Ой, – медленно стянула ленту. – А это-то как здесь?..
она смотрела на Мэгги, потом на мужчину, всем своим видом пытавшегося показать, что он принадлежит к высшему классу: жесты, речь, дорогие аксессуары, – но всего было слишком много. И  так себя вели обычно те, кто быстро достигает богатства, или как говорили на родине Воронцовой «из грязи в князи». Мэри вертела в руках ленту, не решаясь взглянуть на незнакомца.
– Мисс Мэри, – представилась иммигрантка. – Боюсь, мистер, – она сделала паузу давая возможность представиться, – вы ошибаетесь или просто перепутали меня с кем-то из ваших знакомых. Так бывает.
Улыбнулась, но продолжала теребить в руках ленту. Кофе быстро оставил, и прохладный воздух пробирался под прохудившееся пальто.

Отредактировано Marie Vorontsova (2019-08-07 15:23:46)