Мне хочется сохранить в памяти этот взгляд – взгляд любящего мужчины, который с благоговейным трепетом относится к своей женщине. Откуда я знаю, что так смотрят? Мой отец всегда так смотрел на мать. Да, их брак, заключенный по расчету родителями, был приятным исключением из правил. Батюшка был немногим старше матушки, всего пятнадцать лет, но это вносило только особую пикантность в их отношения. Особенно заметно это было, когда спустя несколько месяцев в Институте, я возвращалась домой. Тогда я видела такой же взгляд отца, направленный на мою мать. Наверное, он так же смотрел на неё, когда Анна носила под сердцем первенца, затем второго сына и после меня – младшую в семействе Воронцовых. Они были счастливы, и безвременная кончина матери сказалась на здоровье отца. Но сейчас я не об этом. Сейчас я, охваченная рассветными лучами солнца, смотрю на мужчину и запоминаю каждую морщинку вокруг его глаз. Он смеется, глаза его смеются, и я улыбаюсь ему  и краснею, смущенно опускаю голову, но это очень приятно. Ни один мужчина не смотрел на меня так. Этот взгляд чистый, без тени пошлости, а  я прячусь за занавеской, смеюсь.
Мне кажется, весь дом слышал нас этой ночью и утром, но меня это не беспокоит.
С каких пор меня перестало волновать, что подумают другие? Ещё в Институте, а сейчас, когда рядом со мной Гарри, это убеждение только укрепилось. Как всё же важно чувствоваться поддержку, крепкое мужское плечо. Женщина прекрасна в своей слабости. В своей слабости она сильна. Она способна покорить весь мир и подчинить его своей воли, будь рядом с ней тот, к чьим ногам возложит этот мир. И если мужчина готов завоевать мир, то только ради женщины, если он восходит и покоряет вершины – ради прекрасной возлюбленной. Мужчины готовы горы свернуть, лишь бы видеть, как улыбается избранница, и я улыбаюсь ему.
Прощание такое легкое. В нем нет привкуса горечи, как в прошлый раз, нет больше сомнения, что мы не увидимся. Я знаю, что сегодня он придет, я знаю, что у нас будет «завтра» вместе со сладостью его губ на моих губах и теплом его рук.

Новый дом. Робко ступаю, осматривая помещение. Вот такая прогулка у нас получилась. Сама романтичная прогулка из тех, что у меня были. А после комнатки в пансионе для меня эта квартира – настоящий дворец. Со своей ванной, куда не нужно будет занимать очередь и оправдываться перед девушками, что провела там чуть больше времени, и мой крик больше не возвестит всех, что горячая вода закончилась. Но большее внимание привлекает пианино. Черная лакированная поверхность манит своим мерцающим блеском, и я не могу отказать себе в маленькой шалости.
Крышка немного скрипит, пальцы пробегают по клавишам, и я морщусь. Здесь работы не на один час талантливому настройщику. Отодвигаю круглый стульчик. Закрываю глаза. Мелодия, пусть не такая стройная, льется, заполняя комнату, отражаясь от стен, и эхом проносится по помещению.
Оборачиваюсь к мужчинам и стягиваю голову в плечи.
– Это слишком дорого, Гарри, – шепчу на ушко. – Мы не можем себе этого позволить.
Я согласна жить с ним вместе в его комнатке, где мы впервые были близки. Ну, что мне нужно? Кровать, стол, стул, пара шкафов, пара чулок, сена белья, платья, туфли, шляпки, пальтишко. Черт возьми, скоро осень, надо бы подумать об одежде. А еще пианино. При взгляде на инструмент у меня загораются глаза.
– Если будете заселяться, я могу прислать настройщика, чтобы отладил…
Я закивала головой, как китайский болванчик. Но как? У меня нет работы. Подработка в прачечной не приносит дохода, а работа тяжелая для меня. Не привычная, да и не постоянная. Меня взяли только потому, что одна из девушек обварилась, перевернув чан с горячей водой. И не каждый день, но хоть что-то. Не сидеть же, сложа руки.

– Гарри, ты представляешь! У нас будет свой дом, – я вишу у него на шее, а Грейстоун кружит, обняв за талию. – невероятно. Это какое-то волшебство. Как будто Рождество наступило в июле.
Покрываю его лицо поцелуями. Осознание того, что теперь мы будем жить вместе,  нам не придется просыпаться порознь и ждать вечера, чтобы встретиться, меня окрыляет и одновременно страшит. Я не знаю, что делать. Никогда не была готова к ведению хозяйства. Конечно, нас учили, как вести домовые книги, но ни одна из выпускниц института благородных девиц не готова к тому, что придется самой стоять у плиты и вычищать золу в камине, начищать фамильной серебро. Это не приказы прислуге отдавать. И когда первая эйфория проходит, накрывает паника. Стараюсь не подать вида, чтобы Гарри не заметил ничего. Я буду стараться. Я справлюсь!
И тут же ловлю себя на мысли, что даже не знаю, чем Гарри завтракает. Может, предпочитает яичницу с ломтиком бекона, или омлет, или просто кофе с сендвичами. Это всё еще предстоит узнать, предстоит понять, познать. И я готова нырнуть в этот омут с головой.
Мы идем по улице, держась за руки. Где-то уже горят фонари. Мне хочется сказать, что я чувствую, но перехватывает дыхание. Останавливаюсь.
– Гарри. У меня сейчас не так много денег, я тебе отдам, что есть в уплату квартиры. А еще я хочу тебе сказать, хочу, чтобы ты знал, – заглядываю в глаза. – Я счастлива. Ты меня слышишь?
Сердце готово выпрыгнуть из груди, я хватаю воздух, но главное, я не могу отвести взгляда от этого невероятного мужчины. Я доверилась ему тогда, я доверилась ему теперь, я вверяю ему свою жизнь, моему повелителю, которому я сдаюсь в плен.

Через несколько дней.
К переезду всё готово. Гарри даже часть вещей забрал к себе, чтобы меньше было переносить из пансиона. Миссис Бишоп поворчала, конечно, но ничего не сказала  в благодарность за постоянную помощь мистера Грейстоуна с дверями, кроватями, кранами, ставнями и прочим. Девушка на меня посматривают всё больше с завистью. Еще бы, такая нескладная, угловатая, фигурка, что  и глянуть не на что, а отхватила себе… ДА, сплетни распространяются быстро. Я приготовила небольшой подарок для Йока. Это небольшая подушечка, которую можно подложить под ноги. Она обтянута очень приятной тканью, но не красного цвета, как привыкли все видеть, а темно-синего с яркой Жар-Птицей. Японка с улыбкой приняла мой подарок и вручила мне небольшой пакетик с травами  и рецептом, как заваривать, чтобы не было нежелательных последствий нашей с Гарри близости. Я краснею, но принимаю подарок, благодарю. Она улыбается, кивает и что-то быстро говорит, а я не могу разобрать.
На лестнице я нос к носу встречаюсь с Касс.
– Так, что, птичка, решила упорхнуть из нашего гнёздышка? Нашла того, чью постель будешь согревать еженощно? Думаешь, он оценит?
– А это уже не ваше дело, – стараюсь быть вежливой и обходительной.
– Ну, ну, посмотрим, через сколько он прибежит ко мне. Ты же не умеешь ублажать мужчин. С такой интересно, раз, ну два. Я потом твоя неопытность ему наскучит.
Поднимаюсь на этаж. Умеет эта француженка испортить настроение. Несколько минут расхаживаю по комнате, рассуждая о том, что только что услышала, а  потом всплескиваю руками.
– Батюшки, я же хотела чаю заварить для мистера Грейстоуна.
И убегаю на кухню. Возвращаюсь оттуда с небольшим чайником, над которым поднимается пар. Скоро должен прийти Гарри.
Мишка уже давно перекочевал с кровати на тумбочку, чтобы не мешать нам, и больше не смотрит с укором. Он привык к визитам Гарри Грейстоуна. И вот он – долгожданный стук в двери. Окрыленная я рывком открываю и тут же пячусь назад.
– Вы… Вы ошиблись.
Мужчина заслоняет собой дверной проем, мне не улизнуть, приходится отступать в комнату.
– Мистер, я не знаю Вашего имени, но вы ошиблись.
– Молчи, сучка. Я знаю, кто ты, а ты знаешь, что нужно мне. Так что давай не будем тратить времени, – а потом чуть тише добавляет. – Да, одета, конечно, странно.
– Не, надо, мистер. Я вас прошу, уходите.
Огромная рука обхватила запястье и сдавила, заставив вскрикнуть, ноги подкосились. Мужчина успел подхватить меня, словно куклу и прижать к себе, беспардонно запуская руку мне под платье, как бы я не вырывалась, не брыкалась и не звала на помощь.
– Помогите! Кто-нибудь!!! ПО-МО-ГИ…
Щеку обжигает, и голова отлетает на бок, свешивается, и я чувствую, как из уголка сочится тонкой струйкой кровь.