Город предков Берлин не встретил свою “блудную дочь” Аделию, так, как три дня назад это сделал Нью-Йорк. Ослепительное солнце сияло в чистом, голубом небе, и первое, что сделала сошедшая с корабельного трапа девушка - после того как посторонилась и пропустила вперёд семью рыжих говорливых ирландцев, это закрыла глаза и обратила лицо к яркому светилу. Совсем это как-то… по-книжному, что ли... Так бы поступила героиня какого-нибудь модного романа, но в том-то и дело. Аделия себя именно что героиней книги и ощущала. Наверное, впервые в жизни она сама приняла действительно важное и судьбоносное решение, и не просто приняла… Воплотила в жизнь! И все теперь будет иначе. Абсолютно все! Никаких родственников. Никто больше не будет попрекать её куском хлеба. Не нужно волноваться о том, что здесь узнают о том, что ты не просто немка, а немка родившаяся в Российской Империи, и твой брат-немец воевал за Германию. Ей не нужно больше ничего и никого опасаться! Никого. И ничего.
Катрин Фогель - троюродная сестра - у которой остановилась Аделия, была на год младше, но в Америку переехала сразу же после окончания гимназии. В семействе Катрин считали отщепенкой и не слишком любили про неё вспоминать.
Общий язык девушки нашли в первый же вечер за бутылочкой красного вина. Вспомнили всю родню, делились историями из жизни, а к полуночи Аделия уже мерила так не похожие на её собственные, модные короткие и яркие платья Катрин. Правда с длинными волосами расстаться пока не пожелала. Короткая стрижка… Нет, она не так уж следит за модой, да и расставаться со своими длинными густыми локонами…  она единственная из детей унаследовала тёмную слегка волнистую шевелюру матери. Из-за чего порой, в редкие минуты гнева или расстройства позволяла себе подшучивать над братьями тем, что обзывала их приемными. Злая шутка, на самом деле, но ребёнком Аделия этого тогда ещё не понимала.  А едкое, метко брошенное слово, порой, причиняет гораздо больше боли, чем расквашенный нос или оплеушина.

Этим утром Аделия отправилась искать работу. Английским она владела… Да не владела она английским. Разве что несколько фраз выучила, да разговорник в Берлине приобрела. Так что места куда могли бы взять девушку без образования и знания языка, любезно предложила помочь найти Катрин. Сама кузина нигде не работала, и вообще старалась эту тему в разговорах не развивать. Но по наличию у Катрин вещиц весьма дорогих: взять хотя бы золотой браслет змейку и гарнитур состоящий из бабочек изумрудного цвета эмали и аквамарина, а также количеству платьев в гардеробе и ночным отлучкам - заключила, что у той имеется весьма не бедный ухажер. Конечно же эта догадка поначалу Аделию ошеломила, но она довольно скоро справилась с невольным осуждением, и решила не лезть не в своей дело.
Итак, работа.
В первом месте лепечущую на смеси английского и немецкого языков девушку дальше порога не пустили.
От вакансии посудомойки, как и прачки, Аделия отказалась сама, взглянув на руки тех женщин, что драили ресторанные тарелки и целыми днями выводили пятна с одежды. Пока у неё ещё имелись средства, девушка могла привередничать.
Расстроенная она не сразу вернулась домой в Бронкс где находилась квартира Катрин, а погуляла по улочкам, зашла в кондитесркую и заказала изумительное пирожное с начинкой из творога. Оно чем-то напоминало Käsekuchen*, который так любили в семье Фабелей. И девушке стало ещё горше от нахлынувших воспоминаний о доме. О матери практически не снимавшей перепачканный мукой передник - прокорми такую ораву мужиков! О совместных посиделках за столом освещенным мягким светом лившимся из молочно-белых плафонов люстры. Мама играла на пианино неважно, несмотря на свою любовь к музыке. Дед нанимал для неё репетитора когда она была ещё девчонкой, но с деньгами в то время было не ахти, и занятия пришлось прекратить. А после, совсем ещё молоденькой, она вышла замуж за отца, родила Георга, куда уж тут учиться? Вспомнился Аделии и отец. Маленькой она очень боялась его, когда он надевал очки и смотрел на неё поверх оправы. И ещё усами вдобавок шевелил - ужас! Как подросла, это стало их забавой. Стоило дочери начать кукситься или обижаться, он глядел на неё и усы его ходили туда-сюда. Совсем как щётка во время чистки обуви.
Последний кусок пирожного Аделия так и оставила лежать на блюдце. Хотелось плакать и рыдания подкатили к самому горлу, так что оставив под чашкой мелкую банкноту, девушка поспешила выйти на улицу. Хватит с неё сегодня воспоминаний. Решительно хватит! Катрин пригласила её сегодня на танцы, правда, куда именно, не сообщила, но это то, что нужно. Развеяться.
Вечер подкрадывался медленно и лениво, и ещё до наступления первых сумерек Аделия вернулась домой. Поднялась на третий этаж и… замерла у открытой нараспашку двери. На пороге змеей растянулся голубой шелковый шарф, в коридоре валялась опрокинутая вешалка.
- Катрин?
Ответа не последовало. Растерянно оглядевшись по сторонам, Аделия отважилась войти в квартиру. Подхватила с пола зонт с увесистой ручкой. Перехватила поудобнее и занесла над головой. О том, чтобы обратиться за помощью к соседям, она как-то не подумала.
- Катрин? - уже громче.
Тишина.
Ступая как можно мягче, подошла к распахнутой в гостиную двери и руки её опустились сами собой. Все ящики выдернуты из комода. Содержимое: альбомы, книги, осколки статуэток  и фарфоровой посуды валялись вперемешку валялись на полу. Стулья опрокинуты. Горшки с фиалками разбиты.
- Что… - "тут происходит"- одними губами.
В единственной спальне картина оказалась не лучше. Платья, белье, шляпки и сумочки… Складывалось впечатление, что кто-то либо намеренно устроил этот бардак, либо же был настолько зол, что срывал свою злость на всем, что попадалось под руку. Дверца шкафа рухнула на пол когда Аделия уже выходила из комнаты, чем весьма её напугала. Все ещё держась за грудь - сердце скакало как бешеное - девушка вернулась в гостиную. Проверила вначале свой тайник. Потом все шкатулки кузины. Ни цента! Ни колечка! Ни. Че. Го.
И что же теперь делать? Где Катрин! Что вообще произошло? У кого спросить? К кому обратиться? К стражам закона? Аделия питала к ним глубоко въевшуюся с раннего детства неприязнь.
Не столько устало, сколько растерянно опустившись на диван, потерла лицо ладонями, уставилась на кавардак. И неожиданно её внимание привлекла единственная книга, которую она привезла с собой из России и не оставила пылиться в Германии. Потрепанная старенькая библия. В раскрытых страницах торчал конверт желтоватой бумаги и фотокарточка**. Нахмурившись, встала с дивана и присев на корточки, подняла находку. Ох…
Письмо! Циля! Израиль Бейлин! Господи, вот же оно, спасение!

Справочное бюро уже закрывалось, и пожилая женщина в очках с массивной оправой не очень обрадовалась поздней просительнице, тем более, что тараторила та какую-то ерунду.  Только имя одно разобрать и сумела. Израиль Бейлин. Поворчав,  работница все же выудила нужный адрес. "Адрес"  - это слово она тоже поняла.

Сжимая в одной руке чемодан с наскоро запихнутыми в него вещами, а во второй клочок с адресом, Аделия сумела найти нужную улицу и дом лишь с наступлением ночи. У входной двери нашла нужное имя и номер квартиры. Поставив чемодан, поправила растрепавшиеся за день локоны и вновь подхватив чемодан, толкнула ведущую в подъезд дверь. Поднявшись на нужный этаж и отыскав искомую дверь, уж подняла было руку, но так и замерла. Помялась у порога мучимая нерешимостью. А правильно ли поступила, что пришла сюда, а не в полицию? Но ведь свои люди в беде бросят.
Правда?

* немецкий творожный пирог

Отредактировано Adelia Fabel (2019-07-16 01:09:32)

- Мы вместе учились в Московской консерватории какое-то время. Потом меня отправили в Берлин... - замялась, не уверенная, стоит ли упоминать о том, что она немка. Циля Цилей, но кто знает её родственников? Хотя опять же, все равно же придется рассказать обо всем, если она хочет получить помощь. - И больше я с ней связь не поддерживала. К сожалению. Но она очень беспокоилась о вас.
Перевела взгляд с высокого, брата Цили, Герша, на второго мужчину.
Услышав, что дурных новостей не будет, они оба как-то успокоились и вспомнили о правилах приличия. Представились, спросили имя их гостьи, помогли собрать вещи и сложить их в чемодан, а затем пригласили девушку в гостиную. Пока Фаня хлопотала, организуя чаепитие, Герш погрузился в чтение. Циля писала, что после октябрьского переворота они с Хоной переехали в Москву. Папа и Лейзер, у которого уже было четверо детей, остались в Толочине. Циля вместе с их соседками, девочками Сандомирскими, поступила в консерваторию по классу фортепиано. Она совсем вскользь упоминала о тяжелом положении с продуктами в Москве и больше описывала учебу на первом курсе (почему на первом? Ей уже двадцать лет, а черту оседлости отменили три года назад), а еще работу Хоны в Тепловом комитете при Московском Политехническом обществе. Он жадно пробегал строчки, написанными сестрой, снова и снова, и не мог поверить, что так случайно, в Нью-Йорке, его нашло письмо из России. И тут он наткнулся на дату: 1918-й год.
Это значит, что пытка неизвестностью, на минуту отступившая, продолжалась снова.
Герш поднял глаза на Аделию и постарался своим тоном не выдать разочарования:
- Мисс Фабель, а вы ничего не слышали о Циле за эти два года? Может быть, от своих родственников или друзей?
- Нет, господин... Мистер Бронштейн, я правда ничего о Циле больше не слышала.
Ладони грелись о тёплые бока чашки.
И вот опять они. Воспоминания. Мама всегда заваривала отцу чай покрепче.
- Я приехала в Берлин в начале 19 года. Циля вручила мне конверт в надежде, что я смогу найти вас...
Потупилась.
- Если быть совсем честной, о письме я успела позабыть. Я три дня как приехала в Нью-Йорк, и если бы квартиру не разнесли, едва ли вспомнила бы о нем. Глупо наверное. Америка ведь большая, а мне повезло вас найти с первой попытки.
- Еще бы не с первой попытки! - вклинилась Фаня, - вы в квартире известного на всю Америку композитора Ирвинга Берлина. Представляете, - она обратилась к Изе и Гершу, - я ведь подумала, что это на прослушивание пришли, как в тот раз, когда эта сумасшедшая под окном пела.
- Подожди, Фанечка, - Изя мягко прервал свою помощницу, - мисс Фабель, вы сказали, что у вас дома что-то разнесли. Что произошло?
Ах, вот за кого её приняли! Уши защипало от прилившей крови, как же неудобно получилось...
- Да... мистер, - она все никак не привыкла к этим американским обращениям, что герр, что господин, были ей куда привычнее, - Бейлин. Поэтому я пришла... Я жила... Живу у своей кузины, но когда сегодня я вернулась домой, то обнаружила,  что дверь открыта, и там все разнесли. Все сломано. Деньги... А Катрин нет. Мне наверное нужно в полицию бежать, но я не знаю языка и... В общем, я побоялась там оставаться, нашла на полу библию с конвертом и подумала... Ну... Вот и все.
- Давайте так, во-первых, называем друг друга по именам, настаиваю на правах хозяина этого дома, - Изя видел, что девушке не по себе: недавно приехала, а тут сразу такое происшествие, да и испугалась наверное. – Во-вторых, сегодня вы остаетесь здесь, у нас полно свободных комнат. А завтра Герш сходит с вами в полицию. Он у нас большой любитель детективных историй, можно сказать, внештатный сотрудник. Уверен, все будет хорошо.
«Внештатный сотрудник» даже не возражал против очередной шпильки со стороны брата. Всего его мысли были сосредоточены вокруг письма – и вдруг новая знакомая сможет рассказать что-то еще, в том числе такого, что нельзя написать. Ходили слухи, что в Советской России цензура распространяется даже на письма. Впрочем, это было передано с оказией и вряд ли было прочитано кем-либо еще. С одной стороны, Гершу было досадно от того, что Аделия не попробовала найти адрес Изи раньше. Связь Америки с Палестиной не прерывалась, и тогда он получил бы цилино письмо не позже начала 1919 года. Но – сделанного не воротишь – главное, что до него дошла хоть какая-то весточка от родных.
- А это точно удобно? – Аделия оглянулась на Фанни - по именам, так по именам, ей так действительно гораздо удобнее и... Роднее. - Мне очень не хочется навязываться.
- Мы вас просто никуда не отпустим на ночь глядя! – Изя хитро подмигнул. – И заставим демонстрировать свои успехи по консерваторской части, - с этими словами он указал на рояль.
Видя, что девушка готова воспринять эти слова всерьез и совсем не в восторге от подобной перспективы, Герш поспешил ей на помощь:
- Не слушайте этого подозрительного типа, он даже нот не знает. Вот наиграйте ему что-то из «Детского альбома» Чайковского и попросите записать, как диктант. Но это все завтра, вы наверное устали. Куда вы сейчас пойдете, в квартиру, где побывали воры и наверняка дверь не запирается? А здесь вы под защитой великой и ужасной Фанни Перт, заклинательницы музыкальных редакторов и гонительницы начинающих певиц.

/совместно/

Отредактировано Adelia Fabel (2019-07-16 04:49:14)

Толстая стрелка настенных часов беззвучно шагнула в сторону единицы, когда хозяева и гостья, наконец решили разойтись. Слишком многое им требовалось обдумать. В том числе, подавить разочарование, которое мистеру… которое Гершу - надо отдать ему должное, он старался - не удалось скрыть. Аделия разглядела это в его глазах и совесть глодала ее изнутри голодным волком. Будь она на месте этих людей, и получи известие двухлетней давности от Георга или папы?... Томиться в ожидании. Получить надежду и вновь ее потерять… Мучительно.
На предложение Аделии помочь с мытьем посуды Фанни ответила категоричным отказом и проводила девушку в кабинет Израиля. Пропахшая табаком комната до того напоминала отцовский кабинет, если конечно заменить десятки пластинок в стенном шкафу книгами, книгами...книгами. Закрыть глаза и представить не чистенький кабинет со скрипучим кожаным диваном подле окна, но захламленный бумагами и инструментами для черчения стол. Полную смятой же  и рваной бумаги мусорную корзину. Пыль на зеленой люстре заметную даже с порога. Детям Фабелей категорически запрещалось входить в кабинет отца без стука или в его отсутствие, но дети, на то и дети, чтобы нарушать запреты. Поспорив с Эрнстом, Александр залез в отцовский кабинет и стащил огромный циркуль, и все бы ничего, но он позабыл вернуть его на место! После того, как пропажа обнаружилась, какое-то время сидеть больно было обоим неслухам. Елизавета Фабель в кабинет мужа тоже без особой нужды не входила. После уборки отец семейства едва не драл на голове волосы из-за того, что теперь, не может найти нужных бумаг или писем.
- Как вас много…
Оставшись одна застелила диван плотной простынкой, взбила подушку, и выключив основной свет, решила оставить бра погрузившее комнату в шелковистый полумрак.  Не удержалась и подошла к книжному шкафу, осторожно провела рукой по корешкам книг и многочисленным пластинкам. Потянула было двумя пальцами одну из плоских картонных коробок, но практически сразу задвинула обратно. Некрасиво это, лазить по чужим вещам. Смутившись своему поступку, девушка прошла к оставленному  у дивана Израилем, или Иззи, как просил его называть, чемодану. Села на пол и снова откинула крышку в надежде найти хоть одну чистую сорочку или хоть что-то, во что можно было бы переодеться. Этим “чем-то” оказался длинный бежевый шелковый халат Катрин. Все остальное было либо слишком перепачкано землей, либо же для спанья не годилось. Наскоро переодевшись и юркнув под одеяло, Аделия зевнула и потерла ладонью уставшие глаза. А уже через несколько минут забылась крепким сном.

Проснулась она от жуткого рева клаксона под окном. Какое-то мгновение осоловело таращилась по сторонам, подскочив на негодующе скрипнувшем диване. Пока не вспомнила о том, что произошло вчера и где, и как она оказалась.
Яркая солнечная дорожка пробивалась сквозь неплотно сомкнутые тяжелые шторы возвещая о том, что уже давно рассвело и начался новый день. Из-за двери доносились приглушенные мужские голоса, а еще по квартире разнесся аромат блинчиков. Живот девушки неприятно скрутило от голода. Поднявшись с постели и наскоро приведя её в порядок, пригладила распушившиеся  за ночь волосы и поплотнее затянув пояс халата, босыми ногами по прохладному полу прошлепала до двери. Приоткрыв ее, робко выглянула в коридор.

Вид с замковой террасы открывался потрясающий. Налюбовавшись фонтаном, Аделия не удержалась и, совершенно позабыв про эскимо, бродила какое-то время меж арок и колонн. Уже не стесняясь водила пальцами по пестрой мозаике, выводя хаотичные узоры. Она не могла наслаждаться красотой не осязая. Не ощущая вкуса. Не вдыхая аромата. Будучи совсем ещё девочкой, как-то вырвалась от матери и подбежала к незнакомой женщине, одетой в длинную, до самой земли, соболиную шубу. Такой красоты Аделия еще никогда не видела и непременно ей захотелось пощупать меха! Весенние и летние цветы, растущие в садах и клумбах, манили своей первозданной красотой, даря взамен восторгам свой дивный аромат. А перьями, натасканными домой, впору было набивать подушки! За прекрасным желала не просто наблюдать, но обладать...
А это место… оно так не походило на знакомый ей доселе Нью-Йорк! Без всяких сомнений, оно станет ее любимым местом.
- Растаяло, - “набегавшись”, вернулась к Гершу и виду на фонтан, виновато улыбнулась.
Эскимо действительно потекло оставляя за девушкой след из молочно-белых капель. Побоявшись, как бы смотритель, если он тут имелся, разумеется, их не выгнал, девушка, убедившись, что Герш на нее не смотрит, запихнула остатки мороженого в рот. О чем тут же пожалела, получив от поверженного “врага” подлый удар холодом по лбу и переносице.
- Циля, - с нажимом потерла лоб. - Бойкая и веселая. Такой я ее помню. Однажды заступилась за меня перед учителем. Я опоздала, у нас тогда Александр пропал, мой брат. А он меня пускать не хотел, Циля увидела, ну и… И ведь не выгнали. Ни ее, ни меня.
Достала из кармана бордового пальто платок и принялась оттирать липкие пальцы. После чего обернула им палочку от эскимо и сунула обратно. Как бы ненароком бросая короткие взгляды на мужчину. Ей казалось, что он где-то витает. Вроде и слушает ее, а все равно ощущение, что он в ином мире.
- В отличие от меня, ей нравилось... да что там нравилось! Она жила музыкой. И я надеюсь, что она ею до сих пор занимается. Если хотите, я напишу отцу, пусть попробует что-нибудь разузнать?
Все это было так похоже на его сестру, какой он ее помнил! Веселая, смелая, остро чувствующая несправедливость, и не представляющая ни дня без музыки.
- Неужели вас не привлекала учеба в консерватории? – Герш искренне удивился, поскольку тоже не мыслил ни дня без музыки, но как слушатель. – Вы учились на фортепианном факультете, как и Циля?
Слова Аделии о том, что она напишет отцу, снова погрузили его в сомнения: с одной стороны, он той же ночью хотел написать ответ в двух экземплярах и отправить сразу по двум адресам: домашнему, указанному Цилей, и в консерваторию, студентке Ц.Бронштейн, чтобы та наверняка получила его письмо. Но при этом волновался, не навредит ли это письмо Циле и особенно Хоне, раз он работает в каком-то правительственном комитете. Советская Россия и Америка относились друг к другу довольно настороженно и везде искали шпионов.
- Аделия, а вы регулярно получаете письма из России? Такая переписка с родственниками из-за границы не может навредить? Простите, что спрашиваю, но те, кто приезжал в Палестину из страны Советов, рассказывали разное.
- Да, вместе с Цилей. Но это была мечта моей покойной матери, Герш, не моя. Консерватория. Училище. Полные залы ценителей прекрасного, внимающих переборам клавиш… это не то, чего бы я хотела для себя.
Развернулась спиной к каменной балюстраде и облокотилась на неё. Задрала голову и прикрыла глаза. Сейчас так легко говорить обо всем, что раньше тяготило… Неужели она отпустила свое прошлое?
- Я могла отказаться от музыки после того, как её не стало, но не решилась… А что до письма… Едва ли оно что-то разъяснит. Отец всегда был немногословен, так что тот лист, что я получила семь месяцев назад, находясь в Берлине, состоял из описания подготовки к свадьбе моего старшего брата и волнений по поводу того, как же ему, отцу, делить квартиру с молодой семьёй. Но если вы пожелаете, я напишу ему и спрошу обо всем, что вас интересует.
“Еврейской темы” в разговоре с кузенами и Фанни девушка старалась избегать. На всякий случай.
- Вы все спрашиваете обо мне, - повернулась к мужчине. - И так мало мы говорим о вас. Вы расскажете мне, как попали в Америку? Ведь Изя приехал сюда гораздо раньше,  верно?
- Спасибо, я подумаю. Мне кажется, что они там все читают, - Герш не упоминал, кто такие «они», в разговоре с девушкой, прожившей год при Советах, считал это излишним. – Лучше будет передать письмо с оказией.
После слов о нелюбви к исполнению музыки он с любопытством посмотрел на Аделию. Обычно девушки грезят о сценической карьере, хотят быть в центре внимания, а она бежит от всего этого. Вот он, третий закон Ньютона в действии: Циле приходилось преодолевать очень многое, чтобы учиться музыке, но это только подогревало ее желание. Для Аделии же это очевидно было борьбой, направленной в противоположную сторону.
- Даже не знаю, что рассказать о себе, - ее вопрос о нем самом застал Герша врасплох. – Я как раз один из тех ценителей, которые переполняют концертные залы, столь нелюбимые вами. Учился в Берлине, потом долго работал в Англии, затем война - служил в Палестине, - он хотел обойтись без подробностей, но считал необходимым упомянуть, что не воевал на территории Германии. Для Аделии, этнической немки, это могло быть важно.
- У Изи тоже непростая история: переехал сюда с семьей, когда ему было пять, его отец рано умер, семья бедствовала. Но, как видите, он смог пронести свою любовь к музыке через все невзгоды и даже заразил ею пол-Америки. – О своем гениальном брате Герш всегда говорил с гордостью. – Теперь он настоящий американец, это его страна, - «Надеюсь, когда-нибудь она станет и моей», - подумал, но не произнес. – И вечером он непременно нам что-нибудь посоветует и по поводу поисков фройляйн Катрин, и по поводу вашего трудоустройства.
/совместно/

Отредактировано Adelia Fabel (2019-07-24 12:04:58)

Вечером в изиной квартире, в той же самой гостиной с роялем, чуть не ставшим камнем преткновения в первый вечер, они держали совет. На повестке дня (как написали бы в советской газете) стоял вопрос трудоустройства мисс Фабель.
- ...Или вот Мэрилин Миллер искала аккомпаниатора. Ай, она же не знает немецкого! - Изя накидывал одну идею за другой, и тут же забраковывал их  - иногда по объективным причинам, а иногда при взгляде на то, как меняется лицо Аделии, когда ей предлагают в очередной раз зарабатывать себе на жизнь игрой на пианино.
Зазвонил телефон, Фанни подняла трубку, но тут же передала ее Изе:
- Сэм звонит.
- Да-да, как ты, мой дорогой? Что сказал мистер Кауфман – надеюсь, согласился?..
Изя сделал извиняющийся жест, мол, дела, и окончательно погрузился в разговор с мистером Харрисом.
Между тем, Фаня разливала бурбон в тяжелые хрустальные стаканы. Всего стаканов было четыре, и один из них достался Аделии:
- Анестезия, - она хихикнула и передала стакан в руки девушки, - два раза перед концертом, и словно бы сонаты за тебя играет сам Бетховен.
Атмосфера в квартире Бейлина царила до того уютная и домашняя, с шутливыми перепалками, смехом, что Аделия уже не ощущала себя не в своей тарелке.
- Признаюсь, я не пила ничего крепче шампанского и вина, - Аделия приняла стакан с янтарным напитком, приподняла, разглядывая через него люстру. - И я так вам за все благодарна.
Положила ладонь на запястье Фанни и чуть сжала. Улыбнулась. Перевела взгляд на Герша, стоявшего поодаль, потупилась.
-  А как давно вы работаете на Изю?
Фаня ответила на ее жест, положив сверху свою руку, и подмигнула ободряюще:
- Все будет хорошо, это Нью-Йорк, город возможностей. – Сама Фанни была на год младше Аделии, но уже успела тут покрутиться и понять, что к чему. А заодно и перенять американский стиль беседы, когда на вопрос «как дела?» нужно непременно отвечать «прекрасно!». – Скоро год, как я записываю сочинения этого гения прилежнее сыновей Баха, - она кивнула на разговаривающего по телефону Изю, - и до сих пор каждый день что-то новое!
Уже отходя, чтобы передать стакан Гершу, она шепнула девушке:
- Если раньше не пила, сильно не увлекайся.
Между тем, Изя, оборачивающийся вокруг свои оси во время разговора и в результате обмотанный телефонным проводом, как анакондой, взглянул на Аделию и как будто что-то вспомнил:
- ... Сэм, спаситель мой, скажи, мы ведь печатаем ноты на Парк Роу, у Ширмера? Он же немец, это идеально! Дай мне его телефончик. А лучше не мне, а Фанечке. Да, спасибо, сейчас передам.
Трубка перекочевала в руки Фанни в обмен на стакан бурбона, а Ирвинг подошел к сидящей в кресле Аделии.
- Что ж, моя дорогая, кажется, есть работа, которая не потребует от вас ни знания английского, ни сидения за пианино. Пойдете в нотную типографию? Хозяин – ваш соотечественник и очень неплохой человек.
Стоило Фанни отойти, и Аделия уставилась на свой стакан с нескрываемым подозрением, точно внутрь плеснули не глоток бурбона, а кислоты. Девушка уже собиралась отставить стакан прочь, на всякий случай, но тут Изя обрадовал её таким известием, что…
- Господи! - воскликнула Аделия и, вскочив с кресла, подбежала к Израилю, крепко его обнимая. При этом всплеснув руками, обдала стоявших рядом Герша и Фанни каплями напитка, не заметив этого сразу. - О, спасибо вам!!! Герш, Фанни… - разжав объятия поглядела на них и ойкнула. - Простите, я не нарочно… Я сейчас принесу полотенце.
- Все в порядке, не нужно, будем считать, что вы нас решили заспиртовать при жизни, - девушка уже собиралась выбежать из комнаты, и Герш мягко взял ее за руку. У Аделии был настолько растерянный вид, что все трое дружно рассмеялись, и еще несколько раз уверили, что капли бурбона несмертельны ни для них самих, ни для одежды, пока та не успокоилась.
Оба «заспиртованных» отлучились переодеться, а Изя между тем предложил Аделии еще бурбона.
Заручившись ее одобрением идеи с нотным издательством, он тут же набрал Ширмеру-младшему, подхватившему семейную компанию после смерти отца, в обычной своей манере расписал достоинства фройляйн Фабель, что сама Полигимния стыдливо отошла бы в тень на ее фоне, и договорился о собеседовании на завтра.
Вечер этот закончился на еще более счастливой ноте нежели предыдущий. Они сходили в полицию и, пусть результат этот поход принес едва ли, но она, Аделия, не пустила все на самотек. Работа найдена, как и друзья. Опрометчиво записывать практически незнакомых людей в друзья… но до того с ними было хорошо! Они искренне, и Аделия это видела, старались ей помочь, ничего не требуя взамен. Так что девушка нарушила это правило. А еще, уже лежа в постели и глядя на длинную тень от люстры  на потолке, не без удивления и смущения обнаружила, что думает о Герше. Наверное это тот самый “побочный эффект” выпитого бурбона. Второй стакан она не разлила, хоть и чуть мягкий, терпковатый напиток и не пришелся ей по вкусу.
Аделия все вспоминала улыбку мужчины. Как он смеялся там, на террасе. Как ухватил ее за руку, не дав опрометью кинуться на кухню. Уснула она очень скоро, и на губах спящей, еще какое-то время играла улыбка…
Так как к Ширмеру было решено идти с самого утра, Аделию разбудил настойчивый стук в дверь кабинета и призыв Фанни явиться на кухню для завтрака.
/совместно/