- ...в каком смысле, ты не можешь нас пустить?..
Стойку оккупировали четверо парней в дорогих костюмах. Трое из них стояли почти неподвижно, сохраняя каменные выражение на лицах; один из них перекрывал своей широкой спиной вход в заведение, двое других расположились по разным углам коридорчика так, что администратор оказался как бы окружён ими, и к какому из них не повернулся бы лицом - неизменно оказывался бы спиной к одному из двух других, или же сразу к обоим. Однако, всё внимание честного сотрудника увеселительного заведения настойчиво занимал четвёртый, самый низкорослый из них, и не в пример своим товарищам, проявлявший огромную активность - и единственный из всех, кто говорил, притом делая это весьма охотно, бодро, и всё более и более громко, не давая служаке вставить и слово в ответ, а словесные выпады сопровождая ещё и не менее резкими жестами, то указывая на себя, то тыкая пальцем ему в лицо, то выкидывая ладонь в сторону занавески; бывшей сейчас, в его миропонимании, единственным, что отделяло его от цели - что злило маленького мужчину ещё сильнее.
- Я для тебя выгляжу, как никто? Я - никто, по-твоему?! - проведя ладонями по воздуху вдоль лацканов своего пиджака, Марио затем всплеснул ими, в деланном жесте откровенного возмущения - театральной игре, в которую он сам начинал верить всё больше. Вполне обычное поведение для Монтанелли - найти что-нибудь, что выводит его из себя, и от этого раздражителя накручивать себя и дальше. Извинял сотрудника заведения лишь тот факт, что "мистера Пончика" он и действительно не знал и в глаза не видел ранее, хотя в глазах Марио - извиняло это ещё не всё.
- У тебя тут за точка такая?! Что за контора, я спрашиваю?! - со стороны могло бы показаться, что сейчас Марио либо ударит сотрудника, либо, как минимум, схватит за воротник, заставив нагнуться к своему покрасневшему от ярости лицу - однаком каким-то чудом, он не делал ни того, ни другого, короткие пальчики хватали воздух, сжимались в крепкие кулачки и разжимались обратно, но администратора Марио и пальцем и не тронул при этом. Вместо того - указательный снова взметнулся в сторону выхода (так резко, что здоровяк у дверей даже вздрогнул). - Варьете! Варьете, твою мать! И что это значит?.. - определение "Трефового Валета" из уст коротышки звучало как-то слащаво, с таким особенным нажимом, будто ему попросту нравилось его выговаривать. - Это у тебя на двери, практически, написано, лизоблюд поганый, - что это значит? Ты сам не понимаешь, идиотина, где работаешь?! - дело в том, что Марио и впрямь нравилось то, что это слово означает, он чувствовал какое-то удовольствие от осознания, - предвкушение, если хотите, - некоторую тягу сюда. Что было ещё одним поводом того, почему тот, в кого он упёрся на входе, так его злил: - Варьете: "театр лёгкого, преимущественно комического жанра" - я специально в словарь заглядывал, не поленился! А ты, малограмотный, читать и вовсе не умеешь, поди?! А?!
Как его вообще взяли сюда работать? В приличное место вроде не должны брать обезьян. Или это - как раз та часть, где начинается комедия?.. Как-то рановато. Да и как-то не смешно...
- Комичесного! Я для тебя не выгляжу, как кто-то, кому стоило бы развлечься? Посмеяться немного?! Я для тебя выгляжу недостаточно серьёзным для этого, ублюдок?! - то есть, он выглядит несерьёзным, он выглядит тем, в чьей жизни развлечений как раз достаточно - сплошные развлечения в жизни, да, прямо деваться некуда, и если он его пустит в варьете - того и гляди, он со смеху лопнет, так что ли, перебор будет? Смеётся над ним, иными словами. - Сейчас ты поймёшь, насколько я серьёзен, на хрен. Элмо!.. - самый здоровый из парней снова вздрогнул, а затем шагнул вперёд. Казалось, он больше Марио раза в два, если не больше - и что если прислушаться, можно было услышать, костюм медленно трещит по швам на его грузной фигуре, и покажется странным, что его лицо ничего не выражает по этому поводу. Круглое лицо его вообще мало что выражало... презрение, разве что. В молчаливом согласии с Монтанелли. И его выражение не изменилось, когда он с этим же исполинским спокойствием исполнил его приказ: - Достань ствол и приставь его к башке этого кретина.
Огромный шестизарядник, выбравшись из-под полы громоподобного Элмо, уткнуся прямёхонько в висок работника - и во внезапно воцарившейся тишине приёмной было отчётливо слышно, как щёлкнул его взведённый курок, а барабан послушно повернулся, подставив готовую к вылету свинцовую пилюлю. И даже Монтанелли сбавил голоса на пару тонов, прогнусавив уже спокойней - угрожающе спокойней, глядя перепуганному администратору в глаза:
- В общем, так, оболдуй... либо я прохожу внутрь, либо твои мозги украсят пол вашего замечательного заведения. Если они у тебя есть, конечно. - указав собеседнику на то место на полу, где, по его мнению, окажутся Марио затем сложил свои коротенькие ручки у себя на груди, чуть отклонившись назад; качнулся на подошвах своих туфель взад-вперёд, и замер в таком положении, чуть склонив голову набок: - Вот так дела обстоят. Решай. Пять секунд у тебя, а потом - решать придётся мне.

Из обещанных пяти, парень уложился секунды за полторы - не то, чтобы Монтанелли действительно считал с такой доскональностью, отличный результат уловил скорее на уровне подсознательном, чем оказался и вполне удовлетворён - тут же убрав от груди руки; левую ладошку - спрятав в карман своего пиджака, а правую - опустив, слегка покачивая, в такт ходьбы. Про администратора, который остался за его спиной, казалось бы - и забыл тотчас. Вслед за ним пошли и двое бугаёв, с двух сторон обойдя Томми - и того, кто остался рядом с ним, кого Марио называл "Элмо". И перед тем, как спрятать ствол обратно под полу своего необъятного пиджака, Элмо прохрипел (скорее, именно так можно было описать его речь - "прохрипел", голос звучал негромко, но резко, и казалось, громоподобному телохранителю Марио вообще трудно разговаривать):
- Хороший мальчик. - револьвер опустился вниз, вверх приподнялась левая рука, - на шлакоблок совсем немногим менее похожая, чем правая, даже цветом костюма, - и в её мощных пальцах томилась, подмахивала слегка своими краями, словно пойманное насекомое крыльями, умирая, измятая денежная купюра. Она опустилась в нагрудный карман Томми, жестом не слишком-то деликатным, заставив парня покачнуться - но это скорее случайно, Элмо был неуклюж, это простительно при такой комплекции; мог бы оторвать и весь карман - но это только если бы захотел. - Это тебе на чай, от мистера Монтанелли. - сообщив парню, он направился вслед за остальной троицей.
Этой же походкой Марио пересёк пол-зала, оглядываясь вокруг с заметным - если бы кто-то, кроме его парней, смотрел бы со стороны, конечно, - интересом, зачем - перевёл взгляд на столики, проходя вдоль их рядов, и, наконец, остановился вдоль одного из них; снимая с головы шляпу - и кивая. Следовавшие за ним телохранители шустро сняли один из стульев, для него, затем - распорядились и создать и себе долю комфорта. Монтанелли только и осталось, что вольготно усесться за столик, вынув руку из кармана - вместе с золотистым портсигаром. Щёлкнув им, мужчина подцепил одну из сигарет, закусил её за фильтр, и закрыл портсигар, убирая в карман обратно.
- Зажигалку, Тони. - когда один из парней послушно подпалил кончик его сигареты - Марио глубоко затянулся, и затем, наконец, с довольной миной откинулся на спинку своего стула, выпуская вверх струйку ароматного белесого дыма. А следом - воздевая и обе своих маленьких, но цепких клешни, в каком-то воодушевлённом порыве делая заключение: - Что за место! - и, приняв первоначальное положение, обратился к своим ребятам уже более прямо. - Что за место, ребята. - ему тут определённо нравилось. Даже при том, что тут было ещё тихо, а стулья безвольно указывали своими ножками в потолок, и не было никого - лоск заведения трудно было скрыть за занавесом безжизненности во время закрытия; Марио знал, что увеселительные заведения никогда не спят - у него так было, "Маленькая Сицилия" жила не только в то время, когда была открыта для посетителей. И в этом умиротворении, когда заведение как раз почти готово открыться, вымыто, прибрано, избавлено от всех остатков вчерашней ночи - была какая-то своя, особая умиротворяющая атмосфера. Наверное, это схоже с последними часами сна перед рассветом.
- Но вы особенно не расслабляйтесь давайте. Паренёк-то наверняка уже до начальства бежит - а Витторио этот мужик серьёзный, с ним такая чушь уже не пройдёт. - Марио ухмыльнулся - ему определённо нравилось думать о том, какое впечатление он должен был произвести. - Хотя палить сходу по нам не начнут - это их точка же, в конце концов. - Монтанелли снова затягивается. Вывел всё-таки этот лопух его здорово, надо сказать, - немного табака сейчас было вот прям в самый раз... скуришься к чёртовой матери на этой работе, пожалуй. И ещё бы выпить чего-нибудь неплохо - и он скользит взглядом по стойке; и, хоть мог бы и отправить кого-нибудь за выпивкой - не делает этого, держась в тех пределах, в которых считает себе позволительным тут хозяйничать, да и просто зная, что там ничего не найдут. Прошло вот уже полгода - а он всё никак не мог привыкнуть к тому, какими унылыми выглядят святая святых питейных заведений теперь... впрочем, видит их не так уж и часто. И слава Богу. 
- Так что морды кирпичом и ждём. К нам сами придут... - снова расслабленно откинувшись назад, Марио закинул ногу на ногу, продолжая мирно впитывать атмосферу закрытого пока заведения - вместе с табачным дымом и нью-йоркским воздухом.
Ровно до тех пор, пока не - бац! - заботливый подзатыльник сбивает шляпу с лысой головы Элмо, заставляя её ковырнуться и приземлиться полями вверх на занимаемый гангстерами столик.
- Шляпы снимите хоть, в приличное место пришли!.. - в назидательном возмущении восклицает Марио, сдвигая брови к переносице. Когда-то и где-то он вызнал, что в помещении, за исключением вокзальных и каких-то там ещё, по этикетку принято снимать шляпу - это было почти всё что немногое, что Монтанелли знал об этикете, но всё же. - Как босяки какие-то, честное слово!.. - во Флориде, конечно, много аллигаторов, - и его ребята имеют с ними некое внешнее сходство тоже, быть может, - но всему же есть предел, не хватало только, чтобы местные подумали, что там кроме охотников на аллигаторов, которые знают два слова, и аллигатороводов, которые знают три - первые вечно в грязи по колено, вторые - по пояс, - вообще никого нету.

Возможности препираться со своими ребятами, или с кем-либо другим, иссякали довольно быстро - и по мере того, как смолкало эхо его гнусавого фальцета, а пепел сигареты начинал подбираться к фильтру, для Марио появлялся риск соскучиться раньше, чем произойдёт что-нибудь по-настоящему интересное; что, конечно, ничего хорошего не означало, как для него самого - так и для окружающих. Не умея ждать как следует, Монтанелли с исконно сицилийским упорством случай за случаем продолжал пытаться это делать. Бизнес есть бизнес - временами приходилось.
И некоторое время повисшая вместе с крепким табачным дымом тишина в зале разбавлялась только тяжёлым сопением нескольких носов, да мыслями, которые вращались в голове Марио, беспорядочно-хаотичными, зачастую бессвязными между собой, способными отправить домой во Флориду, а затем - отбросить домой по-другому, на Сицилию, занять делами своего ресторанчика, заставить вспомнить о дочери, оставшейся дома под чужим присмотром, а потом - снова вернуть к тому, что только грядёт, и всё - в какие-то четыре минуты, которые им пришлось просидеть в ожидании, пока, наконец, не послышались чьи-то шаги и в зале не показался полноватый человечек, маленького роста, совершенно лысый... но при костюме, который на его нестандартную фигуру ложился идеально и безусловно. Он напоминал... он напоминал старую куклу, которая была у его дочери в детстве - того маленького пупса, с кривыми ручками и пухлыми щёчками, которого Монтанелли подарил ей в детстве, на третий её день рождения, или, кажется, четвёртый. Оттого при виде этого человека он испытал смешанные, довольно противоречивые чувства: с одной стороны, встречный ему показался забавным и комичным; с другой - воспоминания навеял несколько тёплые.
Образ мышления его телохранителя, Элмо, явно был несколько проще - тот просто хмыкнул, попытавшись сдержать смех.
А по мере приближения к их столику мужчины, Марио всё более явно мог сделать вывод о том, что, ко всему прочему, мужичок ещё и еврей. В Майами он их повидал немало, там бывали дни, когда он практически был окружён семитами, их там было слишком много, чтобы он не научился делать подобные заключения настолько легко.
- Салют. - Монтанелли пошевелил уже превратившейся в окурок сигаретой, в жесте, который предполагался быть приветственным, хотя и без намерений особой вежливости при этом. И прежде, чем подниматься человеку навстречу со своего места, Марио решил удостовериться: - Ты владелец этого места? - и, задав вопрос, сам же на него и ответил: - Ты не можешь быть владельцем. Слишком учтивый. - "господа, чем могу быть полезен, добрый день" - он носил дорогой костюм, он, вероятно, распоряжался здесь, но от чьего-то имени; и был по происхождению своему, скорее всего, тем же халдеем, как тот, который встретился им у входа - просто в ранге более высоком; дающем ему право отдавать приказы остальным слугам - и обязанность наливать выпивку хозяевам лично. И оклад слишком высокий, чтобы ожидать чаевых... - Мне нужен владелец. Или кто-то, кто здесь главный... - Монтанелли успел договорить, но скомкал конец своей фразы, заметив изначально не то, как качнулась занавесь, - а то, что на это тут же отреагировал один из парней, и тут же проследил за его взглядом (для этого пришлось слегка вытянуть шею, чтобы что-то вообще разглядеть за широкой спиной Тони). А увидел он там мордашку настолько симпатичную, что не отреагировать посчитал бы невежливым. - Эй. Salve, bambola!.. - тем более, раз улыбалась она ему настолько неприкрыто. Можно сказать, напрашивалась на компанию; а Монтанелли был даже и совсем не против оной. - Подойди ближе, не стесняйся. Давай познакомимся. - маленькая ладонь описала в воздухе зазывательно-пригласительный жест, затем повторила его снова - и отвелась в сторону, почти в радушном полуобъятии, опустившись затем за спинку стула, продемонстрировав Рокси вырез его костюма и галстук; вечер вновь начинал стремительно становиться интересным. - Будь полезен, любезный - найди главного? - вот так, с полувопросом, обратился Марио к распорядителю снова, повернув к нему голову; затем - обернулся снова на девушку, и снова расцвёл в улыбке. - Как тебя зовут, micina? - голос снова стал жёстче, когда он обратился к Тони, сидевшему рядом - тембр менялся в буквальном смысле моментально, и Монтанелли крутился на своём стуле крутился при этом так, словно что-то мешало на нём сидеть. - Встань, Тони - уступи место даме. - и, когда Тони, послушно вскочив, сделал два шага в сторону от стола - его узкие губы снова растянулись в доброжелательной и открытой, ласковой почти, улыбке; почти способной скрыть те искорки во внимательном и заинтересованном взгляде, которым он разглядывал платье, скрывавшее фигурку Рокси - но только почти. Жестом он предложил ей сесть на освободившееся место; дружелюбном, но вышедшим несколько простецким - словно бы Марио разговаривал с маленьким ребёнком, или собачонкой, которым не лишним бывает подтвердить команду и зрительно - особенно, если команд они не знают. Или просто глупые по натуре своей; и им это позволительно - работницам подобных увеселительных заведений тоже. - Ты работаешь здесь?

Марио довольно рассмеялся кокетливому приветствию Рокси. Отчего-то показалось забавным, что девушка знала итальянский на уровне достаточном, чтобы их поприветствовать - отчего-то казалось, что не более того, она не была похожа на итальянку! Однако и подобный знак внимания, определённо, был приятен. Это почтение. И кроме того, пусть это и не было столь уж важным коррективом, он лишний раз подчеркнул тот факт, что люди его круга - в этом заведении роль играют важную, что он напал на верный след. Вряд ли каждую девчонку этого варьете заставляют учить наизусть, как здороваться на всех языках мира, так ведь?..
- Ой, а сегодня премьера? А я и не знал... - воркование Рокси заставляло гнусавый голосок Монтанелли становиться учтивым до слащавости, почти приторным, когда он кивал, соглашаясь в ней в чём-либо, или улыбался, глядя на её алые губки - всё по-прежнему менялось кардинально и мгновенно, когда он обращался к одному из своих ребят: - Тони!.. - зажигалка тут же послушно откинула свою крышку, подставляясь под кончик дамской сигаретки, и сбагривая её кончик язычком своего пламени, выверенно заставляя его плясать ровно столько, сколько девушке понадобится, чтобы прикурить. Тони это делал как для самого Монтанелли, так и для девиц, которые кружили вокруг него, столько раз, что этому процессу выучился идеально, - одна из причин, по которой Марио вообще таскал парня за собой: нравилось, как он даёт прикуривать. И потому у "Тони-Зажигалки" и зажигалка всегда была с собой, одной из главных его обязанностей было следить за тем, чтобы она была полностью заправлена и работала исправно. Марио же мог просто любоваться тем, как Рокси прижимает кончик тонкого фильтра соблазнительными губками, и как напрягается слегка её шейка, и чуть вздымается грудь, когда она втягивает в себя никотиновый дым. - Я ведь не знал, что встречу тебя, dolce - иначе обязательно пришёл бы с цветами... - отшутился Марио с извиняющейся улыбкой во все свои тридцать два зуба. Милашка времени даром не теряет, определённо, - намёк нельзя было не уловить, и шутки шутками, а про чёрные орхидеи не запомнить было бы теперь уже почти оскорбительным - вопрос был скорее в том, где их найти, в Нью-Йорке? На побережье Майами в этом для него не было бы никаких проблем, там все цветочные лавочки ему были знакомы - на секунду Марио подумал о том, что неплохо было свозить эту артистку домой, но только на секунду, быстро вернувшись мыслями обратно туда, где находился. И, пока Рокси отвлеклась на Элмо, склонился к уху третьего своего сопровождавшего, коротко шепнув: - Завтра же найди, где тут чёрных орхидей можно купить, capito?.. - через секунду уже снова улыбался приме Валета, позволяя ей играть на струнах своего великого эго, раз уж он в этот момент может любоваться её милым личиком и точёной фигуркой - красивой и молодой девушке можно позволить многое. И простить тоже, даже уход столь скоропостижный - Марио ловит её поцелуй в ладошки, с картинной улыбкой касаясь своих больших пальцев, намеренно, чтобы Рокси это увидела, сам же дарует взгляд её спине и попке, как только она отворачивается, следит за тем, как переступают её стройные ножки по паркету - никуда не пойдёт, пока она не скроется, местный распорядитель может хоть волосы себе заново отрастить, стоя рядом... затем он вздрагивает, словно бы очнувшись от этого наваждения.
- Так... - взгляд на Гольцмана снизу вверх, широко раскрытыми глазёнками из-под наморщенного лба, как будто он его первый раз увидел; затем лёгкий задумчивый кивок, словно себе самому - и он оглядывает своих людей: - А, Тони, раз ты уже стоишь - за мной, постоишь у двери. - пусть все служащие, актрисы, ну и все остальные тоже, видят, что в кабинете хозяина некто действительно важный - не какой-нибудь там курьер засаленный из мясной лавки, приперевший очередную поставку, а кто-то, кого нужно охранять. - А вы будьте здесь. Идём, любезный. - наконец, согласившись на приглашение Папочки, Марио всё же не смог удержаться от того, чтобы и тут обозначить свою главенствующую позицию - чтобы вышло, что они всё равно направились бы в кабинет по его команде.
А за дверью ожидали новые сюрпризы; их нельзя было назвать неприятными - поскольку не может быть неприятной встреча с красивой женщиной, потому, хотя и ожидал Монтанелли увидеть здесь мужчину - самого Витторио Лучано, в лучшем случае, - разочарован он всё равно не остался. И этого факта не скрывал, ровно как не скрывал, впрочем, и удивления, слегка разведя своими короткими ручками в стороны:
- Che sorpresa! Я только что имел удовольствие пообщаться с одной из Ваших артисток, и подумал: "что за милое создание!", - но Вы, о-о-о... - указательный палец правой руки Марио оттопырился, слегка погрозив, затем снова соприкоснувшись с остальной пятернёй. - Bella, proprio bella. - разведя напоследок руками ещё раз, Монтанелли выдал нечто вроде полупоклона-полукивка, двигаясь навстречу Дане. - А так как я больше никого здесь не вижу, кроме Вас и... - оглянувшись назад, смерив взглядом Папочку, Марио решил не подбирать ему определений. В общем-то, и так всё было понятно. - Выходит, что этим чудесным местом заправляете Вы?..

От женщины за столом - пока что остававшейся для него безымянной, - Марио трудно было оторвать глаз. Письменный стол скрывал её фигуру лишь отчасти, и, пока ещё находился на ногах, он имел возможность любоваться её пышными формами, - ну и уж точно ничто не отняло бы право видеть правильные черты её лица; милые, но лишённые чего-то детского, утратившие следы наивной юности, - хоть она, вне всяких сомнений, была молода. Притом весь облик её сохранял черты той определённой строгости, которая говорила о том, что женщина эта - не той породы, как та Рокси, которая встретилась ему снаружи, такую не купить за букет цветов, или пусть что-нибудь чуть подороже, такая не станет обхаживать любого, у кого туго набит кошелёк - такие женщины, понял Монтанелли, могут сами выбирать себе мужчин; и, очень возможно, она уже это сделала - его маленькие глазки скользнули и по её ладони, дабы удостовериться, имеется ли кольцо на безымянном пальце. Куда интересными, впрочем, были те оттенки, что он мог видеть в её взгляде - блеск серьёзности, блеск ответственности, если будет угодно, - который можно прочесть в глазах женщины замужней: хозяйке в доме, матери детей, и тот взрослый взгляд, который привлекательную девушку отличает от красивой женщины. Неважно, сколько лет ей на самом деле. Дама в "Трефовом валете" могла выглядеть как старше, так и моложе своего возраста, и то, и другое, нельзя было поставить ей в вину. Казалось, в ней собралось всё то, далёкое, порядком подзабытое, что было в красоте женщин исторической Родины, Сицилии, - в виде настолько чистом, насколько очень редко можно было встретить в Америке, особенно в той её части, где Марио жил. Это, отчасти, делало её похожей на мать его дочери... и тем сильнее вызывало увидеть её в полный рост.
Всё это, впрочем, - не заставляло забывать о деле.
- ...Монтанелли. - Марио пристроил пятую точку в кресло, вольготно откинувшись на спинку, затем поёрзал ещё немного, пытаясь занять максимально удобное положение, и предплечья положил на подлокотники, обхватив их наконечники короткими пальцами. Подлокотники оказались ему чуть-чуть великоваты, что заставляло чуть-чуть оттопыривать локти, что со стороны казалось слегка забавным, вероятно, но у самого гостя по ощущениям дискомфорта не вызывало.
- О, как давно я не пил хорошего виски... - протянул Монтанелли, пригубив глоток из любезного поданного ему бокала, растянувшись в блаженной улыбке. "Давно" в его понимании - это было неделю назад, когда он ещё имел возможность распивать крепкое у себя в заведении; а в своём ресторанчике он, разумеется, не позволил бы себе подавать всякую разбодяженную дрянь - ну или во всяком случае определённо себе самому бы не позволил её пить. Другое дело, во сколько это по нынешним временам обходилось во Флориде; но этого Марио пока не раскрывал, хотя отчасти - причины его визита касались и этого тоже.
- Нет, разумеется, не только. Хотя и это дополнением оказалось весьма приятным, весьма... не говоря уже про удовольствие знакомства с вами, мисс...? - Марио повторил её вежливую манеру сделать паузу, причём сделав это почти идентично: тем самым надеясь завоевать расположение Даны, но неискренности в его хорёчьих замашках было на самом деле не так уж много, меньше, чем могло бы быть - она сумела расположить его к себе, и она показалась ему интересной: уже только тем, что заправляла целым кабаре - простите, варьете, - тем, что делала это всерьёз, судя по тому, как лысый человечек улавливал её желания по одному только взгляду.
- Я разыскивал мистера Вито Лучано. Надеялся, что застану его здесь, если быть честным. - вполне рассчитывал на альтернативное времяпрепровождение в компании "самых красивых и талантливых девушек Нью-Йорка", для себя и своих парней, в том случае, если не застанет, если уж быть честным совсем - но не ожидал, что времяпрепровождение станет интересным настолько. И сколько бы не пришлось ждать Лучано теперь, похоже, время пролетит незаметно - Марио даже уже почти готов пожелать, чтобы Вито не являлся подольше... - У меня есть к нему дело. - с явно несвойственной самому себе лаконичностью заключил Монтанелли, одарив Дану многозначительным взглядом, - давая понять, что обсуждать детали этого дела с ней не собирался; не очень-то пытаясь скрыть и того факта, что считает это самое "дело" слишком серьёзным и слишком важным для неё. Взамен преподнеся информацию несколько другого характера, снова сдобрив своё лицо ласковой улыбкой, а голос - лёгким, но распознаваемым, оттенком флирта. - Проделал ради этого весь путь из Флориды. - в его понимании, одно только это расстояние должно было сделать его человеком более важным в глазах окружающих: может, автомобилей на улицах и стало гораздо больше в наши дни, а железная дорога существует и того дольше, но длительные путешествия - всё ещё не удел простолюдинов, слава тебе, Господи. - Бывали там когда-нибудь? - осведомился затем с интересном. Уверенный, вообще-то, что Дана не бывала там (чтобы подобная женщина оказалась в Майами - и прошла мимо его внимания?), но на простолюдинку хозяйка этого чудесного варьете совсем не тянула. А раз она была связана каким-то образом с людьми вроде Вито Лучано - такое путешествие и тем более было в её силах. И кто знает, не перейдёт ли однажды в разряд планов?..

В хозяйке кабинета и всего здания стали появляться какие-то новые черты - неожиданно, резко, и в количестве, превышающих единицу, что Монтанелли даже несколько ошеломило, заставив слащавую, но всё ещё заточенную улыбку слегка притупиться, а маленькие глазки - наоборот, обострить взгляд в лёгком полуприщуре. И на собеседницу он начинал смотреть с совершенно другим вниманием... так случалось, когда Марио получал не совсем то, чего ожидал, а красавица напротив сюрприз выдавала за сюрпризом, с той непринуждённой лёгкостью, с какой игрок выкидывает на стол козырные карты - и приходится думать уже о том, пытаться ли покрывать их, или лучше будет сделать вид, что крыть на самом деле и нечем. Увы, в диалогах далеко не всегда бывают изображений с цифрами и фигурами, которые обозначают собой значимость и стоимость. Зачастую приходится довольствоваться и "рубашкой"... иногда везёт, впрочем - рубашка будет настолько же красива, как Дана. Хотя бы в этом Марио повезло, и оттого он мог надеяться, что сможет построить свой фарт на этой маленькой удаче. Почему бы нет?..
- Вы бывали там?.. Какая жалость, что мы разминулись! - прихлопнул Монтанелли себя по коленке ладонью, аж подпрыгнув на обшивке кресла. - Представляете, мы ведь с Вами могли бы оказаться знакомы гораздо раньше!.. - он засмеялся, хотя и немного неуместно - такой смех уместен навстречу хорошей шутке, но вряд ли одному мелочному несовпадению. И всё же - Марио всегда забавляло, насколько могут быть неисповедимы пути Господни. Сейчас - позабавило особенно. Впрочем, в определённый момент - стало уже не так смешно. И Дана могла бы заметить, как злобно сжались челюсти её гостя, как обострились скулы, когда небольшие, но всё ещё крепкие и довольно здоровые зубы - свидетельство жизни не только в сытости, но и в достатке денежном и временном для стоматологических счетов, - сжались друг в друга своими рядами, блеснув, когда дрогнула верхняя губа, будто попытавшись изобразить оскал, но - отчего-то, - передумав в последний момент. А в глазах блеснула та искорка, которая идёт больше стальному кортику, прошедшему несколько окопов Великой Войны... Злился, впрочем, он вовсе не на Голд - и заставил себя подавить эту недобрую вспышку, но ради этого пришлось вжаться всем своим низкорослым существом в кресло так сильно, что подлокотник рисковал уже расстаться остаться в его руке, отделившись от мебели.
- Вот как. - больше подытожил, чем спросил Марио, цокнув сквозь сжатые зубы языком - со всей простотой и досадой этого не сильно симпатичного импульса. Его планы действительно начали рассыпаться, как карточный домик, и за всем шелестом его строительных материалов, Монтанелли даже не сразу понял, какой информацией Дана приправила последний, и самый серьёзный, из козырей в своей колоде. Осознание пришло, как и многое происходило в его жизни, стремительно - и, как часто в таких случаях бывало, отреагировал Марио тоже молниеносно и без предупреждения. В следующую секунду каблуки его дорогих ботинок, издав звонкий стук, соприкоснулись с полом - со своего места он почти что выпрыгнул, будто вытолкнутой какой-то пружиной. А оказавшись на ногах, Марио упёрся ладонями в стол Даны - с другой его стороны; с учётом его роста, впрочем, глядя со стороны, можно было бы ещё поспорить, называть ли это упором, или наоборот, попыткой повиснуть на краю столешницы. Из этого напряжённого положения он и смотрел в лицо Даны, полускрытое за гранями "домика" из её ладоней. С полторы секунды, внимательно и безмолвно, будто пытаясь что-то считать в её глубоких карих глазах. И по прошествии этих секунд выдал единственное слово:
- Кузеном?
И вопрос этот не создал никаких изменений ни в его поведении, ни в его взгляде, ни в его напряжённой позе, близкой к угрожающей - не отдававшей притом ответа на вопрос о том, угроза эта обусловлена ли готовящимся нападением, или напротив, попыткой защиты. Игра в гляделки продолжалась ещё примерно столько же.
- Если Вы, миссис Голд... - продолжив говорить в положено было уж вроде тоне, Марио вдруг изменил его - с той же резкостью, граничащей с бестактностью, и выражение его лица стало гораздо проще, когда пустило любопытство. Левая кисть, в прежнюю секунду белевшая от напряжения, сейчас приподнялась в воздух, подчёркивая недоумение, которым голос Монтанелли и так был пронизан. - Вы не похожи на кого-то по фамилии Голд. Как так получилось?.. - Марио оглянулся на коротышку, смерив его претензионным, но, по счастью, кратким взглядом - вот кому подходят подобные фамилии... - Фамилия Лучано Вам подходит больше. Anche se questo non significa che non sarai Gold*. - сицилийский акцент Монтанелли звучал более грубым, по сравнению с материковым итальянским диалектом, но он заранее знал, что Дана его поймёт. Знал уже просто по той причине, которую сам обозначил: она выглядела, как Лучано, но ни капли - как Голд.
- Это хорошо, что мистер Лучано держит бизнес близко к famiglia. Семейные узы - это важно. - произнёс Марио тем доверительным тоном, с которым только что не профессора хвалят своих студентов - одобрительным, спокойным, и не терпящим никаких возражений, поскольку обладатель мнения точно знает, что его мнение не ошибочно. - Если Вы действительно были во Флориде - вы могли увидеть, какую гадость там пьют последние полгода. И я заинтересован в том, чтобы эта ситуация изменилась к лучшему. Вы понимаете меня, миссис Голд? - копируя тон её вопроса, взглянул Марио на девушку испытующе и оценивающе. Семейные узы, родная кровь - это важно, но есть ещё одна жидкость, которая способна разжижать и родную кровь, уничижать даже семейные узы - это алкоголь. И сказать по правде, Монтанелли не был уверен в том, сможет ли Дана справиться с этой частью "семейного" бизнеса, пусть даже и держалась она достаточно уверенно, если не сказать - смело. Марио не был по-настоящему умён, но и ему хватало смекалки понимать, насколько женщины лучше мужчин в том, что касается артистизма... того, в общем-то, что и было религией в том храме, порог которого он и переступил.
А кровь... родная кровь - самая редкая из всех существующих групп крови.
- Есть ещё кое-что. Я ищу одного человека. И надеялся, что мистер Лучано поможет мне в этом... личном вопросе. - Марио как-то странно взглянул на Дану. Не то - с оценкой, не то - с недоверием... не то - с чем-то злым. Возможно, и с завистью тоже: потому у Вито было, чему он мог бы позавидовать. Завидовал Монтанелли немногим менее искренне, чем проявлял те остальные чувства, на которые был способен. - Прежде, чем мы перейдём к вопросу деловому. - и потому, что Лучано не оказалось в городе - не собирался менять свои планы. Правда была в том, что Марио решил вести дела именно с Вито как раз потому, что считал, что тот может найти этого человека быстрее, чем кто-либо другой. Потому что находился он на его территории - насколько Монтанелли было известно, конечно. Здесь же крылась вторая причина, по которой он не стал разбираться сам: не хотел мешать кому-то, создавая потенциально опасную ситуацию для бизнеса... пока не заручится чьей-либо поддержкой в Нью-Йорке, во всяком случае.

*Это не значит, что Вам не идёт быть Голд.

Отредактировано Mario Montanelli (2018-11-06 19:10:00)

По мере общения с кузиной мистера Лучано, Марио всё чаще приходилось себя одёргивать - подлавливая себя на том, что он не наблюдает за ней, а начинает любоваться ею. Не просто её хорошеньким лицом, или её пышными формами, или её голосом, не певческим, быть может - но звучавшим так живо, и одновременно так строго - но и её манерами; тот тон, с которым она говорит с ним, - вежливым по отношению к нему, уважительным - по отношению к своему кузену, но одновременно - далеко не раболепствующим, не лебезящим, лишённым того щебетания, яркого и приятного, но почти безостановочного, которым заходятся пташки - да вот, вроде той же Рокси. Подобных ей Монтанелли перевидал немало. В конечном итоге, все они - кажутся, да и оказываются, как правило, одинаковыми. С абсолютно одинаковыми нуждами; как ни поверни, а все они упираются в деньги - деньги, квартиры, тряпки и цацки: вот, собственно, всё, что их интересовало. И что касалось мужчин - они в этой в этой схеме были всего лишь источником всего этого великолепия; Марио не пытался отрицать этого, он понимал правила этой старой, как мир, игры и не препятствовал им.
Но вот он приехал в Нью-Йорк - где ему неожиданно встречается миссис Дана Лучано; простите, Дана Голд - мысль об этом заставляет невзначай скосить его маленькие свиные глазки на её пальчик в поисках обручального кольца. Дана Голд - более, чем самодостаточна, её родственник - уважаемый в городе человек, у неё определённо нету каких-либо проблем с арендодателями жилья, а единственной проблемой наряда наверняка является сложность выбора платья на сегодня и сочетания его с теми или иными ювелирными комплектами. Что же до денег - она не просто не испытывает нужды в них, но и имеет возможность распоряжаться ими; говоря даже не только о варьете - как ни сложно было бы в это поверить. При этом, каким-то странным образом умудрялась не производить впечатление этих, самых... ненормальных - суфражисток, или как их там, о ком Монтанелли уже наслушался идиотских сказок.
Рокси - по сравнению с ней, была просто девкой; тогда как Дана была настоящей Женщиной.
Какой была мать его ребёнка, пожалуй...
И чуть ли не впервые в своей жизни, Марио сталкивался с дилеммой: видя перед собой женщину, он понятия не имел, какой к ней может быть подход... и втайне думая о том, не стоит ли попытаться это сделать - хотя бы из любопытства, хотя бы ради возможности получить какие-то новые впечатления?..
- Для меня будет честью пообедать с Вами, мисс Голд. - широко улыбнулся Монтанелли в ответ. Обед, или ужин... для него, на самом деле, не имело такой уж большой разницы - тем более, что заняться ему в этом городе было, во всяком случае пока, больше всё равно нечем - разгуливать по улицам бесцельно и нахально было бы слишком лёгким способом найти себе неприятности, он всё-таки прибыл сюда не затем, чтобы начинать войну - сидеть же в отельном номере круглые сутки было бы слишком кисло. Теперь часть этого времени можно было бы убить звонком боссу во Флориду и проведением тех самых предварительных расчётов. Самое важное было сделано - они смогли навести определённые связи, и, пусть всё пошло не совсем так, как планировалось, главным было - удержаться за эти связи, наладить канал поставок в город. - Просто назовите время и место. - и можно даже без адреса; если понадобится - он отправит Тони на поиски этого места. Что-то подсказывало, что вряд ли Дана станет назначать встречу в каком-либо из этих постных законных мест, где самое крепкое, на что можно рассчитывать - стакан кефира, расцветших своим чахлым цветом после того, как "сухой закон" вступил в свои права.
- Вы можете понимать это и так. - Марио в свою очередь облокотился на спинку кресла. Его улыбка стала плотоядной - то ли потому, что Дана, сменив позу, сделала свои плечи чуть более открытыми его обзору, то ли потому, что речь зашла о том, кого он собирался найти; можно было заметить, как менялось выражение его лица, когда речь заходила об этом человеке - голос начинал звучать с тихой, хорошо, но явно, сдерживаемой резкостью. Если приглядеться ещё чуть внимательней, можно было увидеть, как пальчики Монтанелли с силой сжимали ручку кресла, когда он начал говорить о нём: - Один ирландец, приехал в Нью-Йорк из Майами около трёх лет назад. Здоровый такой, рыжий - с густыми усами. Был, во всяком случае, с усами, когда я его видел последний раз. - сделав это уточнение, Марио прервался, чтобы отпить ещё немного из своего бокала с виски. - Его имя Питер О'Флаэрти. - поставив бокал обратно, он сложил руки поверх столешницы, серьёзно взглянув на Дану, пообещав: - Найдёте его - и я куплю у вас с мистером Лучано столько виски, сколько сумеете продать. С учётом интересов каждого, разумеется. - ничто не мешает сделать это предложение ещё кому-нибудь, само собой; но так или иначе, кому-то он это предложение должен был сделать в итоге - во Флориде ждут его, и ждут его поставок. После того, как поставки начнут совершаться - начнут ждать того, что он начнёт разбираться с местными самогонщиками и остальными подпольщиками, но это уже совершенно другая тема для совершенно другого разговора. По одному шагу за раз...

Марио в один глоток осушил содержимое своего бокала, и затем, "провожая" тёплое послевкусие, слегка оттянул воротник своей рубашки, подцепив его край своим коротким пальцем, и слегка наклонив голову в противоположную сторону, состроив притом характерную гримасу на краткое мгновение - внезапно ощутив некоторые признаки недостатка кислорода и духоты. И дело совсем не в том, что алкоголь уже начинал своё действие, на фоне того, что происходило, его присутствие в организме было скорее хорошим дополнением. А меж тем, мир менял свои краски, как зачастую в мире Марио Монтанелли и происходило, стремительно и быстро - но на этот раз процесс происходил несколько обратный: из ярких и пёстрых, подходящих заведению, в котором он находился, оттенки становились более холодными, однотонными. И эту палитру можно увидеть и в изменениях лица и поведения Монтанелли. Разговор из всей возвышенности новых знакомств переходил в разряд деловых; и был вполне привычным - и непривычным одновременно: при всём том, что Марио в этих словах не находил чего-то, что было бы для него принципиально новым, ему попросту впервые приходилось так открыто вести дела с женщиной - с женщиной, не лишним будет подчеркнуть лишний раз, привлекательной; и перемены, происходившие в тоне её разговора тоже - нельзя сказать, что пугали, но поражали. И это давало и возможность, и повод, пронаблюдать за этим процессом. Прочувствовать его.
Приехав сюда, Марио и ждал от Нью-Йорка каких-то откровений - этот город всегда умел удивлять.
- Я слышал, что в Нью-Йорке делают лучшие канноли - после Сицилии, разумеется. - звонко усмехнулся Марио. Во всей Флориде, возможно, только в его ресторане и умели готовить настоящие канноли; не говоря за весь штат, впрочем - пробовал он канноли в других заведениях города, они и рядом не валялись с тем, что умел стряпать его повар. Неудивительно, наверное: коль скоро он, вероятно, был единственным кондитером-итальянцем на весь Майами-бич. Тем любопытнее было узнать, на что способны местные. - Мы договорились. Я с ребятами буду здесь завтра, в два часа. - улыбнувшись, повторил Монтанелли, откинувшись на спинку кресла - и выдав довольную улыбку. Выходило, что только ради него закрытое заведение не останется полностью закрытым, эта мысль потешила его самолюбие - а так же сообщила о том, что он со своими парнями, возможно, сможет пронаблюдать за тем, что происходит здесь в дневное время, за репетицией или подготовкой к вечеру. Для Тони, Элмо и Чича это тоже будет не бесполезно - может, смогут-таки понравиться кому-нибудь из девочек варьете, найдут возможность поразвлечься, отдохнут; да и вообще, чем больше знакомств они сумеют завести - тем лучше. Сам же Марио в какой-то момент этого вечера уже определил для себя, кто может стать самым ценным трофеем для него...
- Можно сказать, что он мой должник, верно. - расслабленная и довольная поза преобразилась моментально - вновь напряжение овладело, кажется, всем низкорослым тельцем Монтанелли; а губы исказились оскалом чуть ли не звериным. Его слегка гнусавый голос до этого обладал тоном довольно высоким, но сейчас он начал напоминать отточенное жало стилета: - О, мне обязательно надо поговорить с ним лично. Нас связывает одно личное дело, очень-очень личное. Это касается моей семьи. А как я и сказал, семейные узы это важно. Это важнее всего. - подавшись вперёд, Марио постучал указательным пальцем по подлокотнику своего кресла, - сочтя сказанное информацией в достаточной степени исчерпывающей, чтобы прерваться на этом. Если Дана - истинная сицилийка, она и без других вопросов поймёт, что он подразумевает. Если же не поймёт... возможно, ему будет лучше поискать другую возможность.
- Старшие родственники... - повторил Монтанелли, издав несколько смешков. Определение, которое подобрала миссис Голд, ему показалось забавным. Но по той же причине он столь же резко и посерьёзнел: - Нет, давайте не будем так говорить. Дон Беллини мне во многом и вправду заменил отца в своё время, но всё же - мы с ним не родной крови. - Марио посчитал, что некоторые вещи всё-таки не будет лишним подчеркнуть. Так миссис Голд могла бы лучше понять все расклады, и не использовать в своих словах определений, которые, по мнению самого Монтанелли, искажали суть; в степени не такой уж сильной, быть может, но - достаточной, чтобы от этого искажения избавиться. Неправда - она в любом своём виде оскорбительна. Особенно - в их деле. И неправильно, когда она даже рядом оказывается с таким доверием, которое проявил  к нему дон Беллини; а доверие это - пытаться объяснять родственной связью. Это бы даже принизило те из заслуг, которые были его собственными, в каком-то смысле. - Я приехал сюда, чтобы представлять его интересы. - что не отменяет ни ту часть его собственной инициативы, ни того, что он наслаждается этой поездкой - и намеревается ей наслаждаться и дальше. Марио улыбается широковесной улыбкой, в которую попытался вложить всю важность того, что оказалось в его руках, важность того положения, в котором оказался, прекрасно понимая, что в данный момент от него зависит очень многое - и ему кажется совсем не лишним намекнуть Дане об этом.

Ситуация сама по себе заводила - и Марио, которому и в обычное время бывало трудно удерживать себя в рамках спокойствия, и заводился довольно послушно; становясь похожим, возможно, на ту механическую игрушку, приводимую в действие с помощью маленького ключика. Энергию становится удерживать в себе всё труднее, пока в какой-то момент делать это не станет невозможно. От предвкушения - тряслось что-то внутри, заставляя сердце ходить ходуном, от этого разговора с миссис Голд (и от самой миссис Голд тоже, пожалуй) - кружилась голова, нью-йоркский воздух обжигал лёгкие, и заставлял застоявшуюся за годы память приходить в движение, подталкивая Монтанелли в объятия горькой и терпкой, как хороший виски, ностальгии, хотя до сегодняшнего дня Марио даже не был уверен, что способен её испытывать. Много лет назад, - или красивее будет сказать, "в прошлом столетии"? Впрочем, нет, так он выглядит как-то слишком уж старым, - когда он, совсем зелёным пацаном, приплыл в Штаты, то сошёл на берег не в Майами, а именно здесь, - как и у подавляющего большинства итальянцев и сицилийцев, его ассимиляция в американской мечте и новая жизнь в Америке и началась через Нью-Йорк, но, в отличие от этого большинства, ему не было суждено здесь же её и продолжить. Город он почти не успел повидать тогда, но не мог не отметить - всё здесь здорово изменилось с тех пор. Всё менялось и в Майами-бич, но перемены всегда разительнее, если не имеешь возможности наблюдать их постепенность.
Даже забавно, иронично как-то, что вот так получалось: судьба снова привела его в этот город. Он мог бы просить о подобной услуге где угодно и у кого угодно во всей стране или целом свете, но происходило это именно в Нью-Йорке. Хоть это и совсем неплохо, на самом деле. Ему определённо нравится здесь. Да и ехать далеко не надо. Потому что, отходя в сторону от происходящего, Монтанелли бы всё равно поехал однажды... просто не завтра и не послезавтра.
Всё же, с трудом верилось, что может всё так скоро закончится.
Возможно, так даже и лучше - не верить.
- Разумеется. Не смею больше Вас задерживать. - Марио выдал такую обворожительную улыбку, что можно было только подивиться тому, что он на неё вообще оказывался способен; и, уперев свои ручонки в подлокотники, начал выбираться из кресла. Линия делового разговора подходила к логическому повороту, и, как бы ни было интересно и приятно общение, - он уже сказал всё, что собирался сказать, а услышал и увидел даже чуть больше, чем надеялся увидеть и услышать. При всех тех силах, что разрывали мистера Монтанелли на части сейчас - эта линия, кажется, была гарантом того, что он останется целым, и в этом смысле завтрашний обед был прекрасной перспективой: преподнося следующую цель, к которой нужно стремиться. А сегодняшний вечер начинал казаться остановкой на этом пути, где можно было набраться сил, скрасив самое тяжёлое для человека ожидание: ожидание завтра. И несмотря на то, насколько ему особенно в тяжесть это ожидание, настроение у Монтанелли всё равно прекрасное.
- О, это шоу я ни за что не пропущу. - обещает он. И твёрдость этого обещания выражена банальным вынужденным бездельем: ему и действительно нечего будет делать вечером, но было бы попросту не солидно преподносить эту информацию в таком ключе - он деловой человек, в конце концов; пусть лучше здесь думают, что он должен быть занят этим вечером, но побросает все дела ради того, чтобы "заглянуть" на шоу. И получит от него такое удовольствие, что решит остаться на весь вечер. - И надеюсь, что мы с Вами тоже ещё увидимся сегодня вечером. - изрекает Монтанелли на прощание, чуть склонив голову в вежливом кивке. И будто бы желает добавить что-то ещё - но тут встречается взглядом с Гольцманом, и потому спонтанно решает оставить свои слова при себе - во всяком случае, пока что. До того случая, когда не будет лишних свидетелей, чтобы слушать то, что он говорит. Папочка вообще несколько нервирует: благодаря своему росту, Марио уже привык смотреть на людей снизу вверх, и какой бы непривлекательной эта позиция казалась - он адаптировал её под себя, сделал комфортной и удобной, а распорядитель Даны ломал этот комфорт только потому, что ему в глаза можно было без каких-либо усилий бросать прямые взгляды. И Монтанелли предпринимал нечто противоположное: задирал слегка нос - так получалось смотреть на Гольцмана как бы наоборот, сверху вниз...
- Что происходит, Тони?.. - а с другой стороны двери - шумно, людно, и совсем неожиданно; что заставляет лицо Марио моментально нахмуриться, а внимание - обратиться к тому, кого здесь оставил ранее, предположительно как раз за тем, чтобы не допускать всякого рода неожиданностей. Строгость Монтанелли, впрочем, почти сразу сменяется вновь на расположенность - растопырив свои обтянутые дорогой тканью рукавов клешни, будто бы для приветственных объятий, так, что становится видны края подтяжек, что удерживают его брюки, он делает шаг вперёд, к актрисам - и последний отголосок его гнусавого фальцета, что Дана может услышать из-за приоткрытой двери, доносит: - Ой, сколько тут у нас милых личиков!.. - и голос тонет в восторженных визгах. Затем и прикрывшаяся дверь отгораживает хозяйку "Валета" от них.