Внешность: ничем не примечательная. Виктор среднего, для своего возраста, роста, вполне крепкого телосложения, темноволосый, голубоглазый, смуглокожий мальчуган. У него правильные, в какой-то степени мягкие, черты лица. Острый нос, небольшие уши и упрямый рот. Есть родинка на щеке и несколько заметных шрамов на руках и ногах. Биография: Третий и, одновременно с этим, средний сын Роберто Кавальканте - вполне известного для Бруклина строителя, прораба своей небольшой, но вполне толковой бригады. В отличие от двух старших братьев и сестры, Виктор родился (и, по большей части, рос) в ту пору, когда отче, доброй волей одного из местных воротил, потерял место на своем предприятии и, силясь прокормить шесть (а потом и более) ртов, был вынужден хвататься за любую мало-мальски прибыльную и посильную ему работу. Так как сыновья в ту пору еще пешком под стол ходили, вся забота о семье падала исключительно на Роберто, что для молодого мужчины-эмигранта без связей и покровителей, было весьма тяжелой ношей. В связи с тем, нет ничего удивительного, что маленький Виктор (или, как любила звать его матушка, Вито - в честь деда), который не знал ни сытости, ни отцовского внимания, рано подался на улицу и уже к девяти годам стал весьма успешным, среди мелкой уличной шпаны, щипачом. Хитрый и сообразительный от природы, Виктор быстро усвоил законы уличной жизни, принял факт того, что полагаться следует только на себя, обзавелся парой приятелей, шире и выше его габаритами, (но не слишком обделенных мозгами), нашел и отжал себе небольшое заброшенное помещение к западу от железной дороги и принялся, как говорят в народе, "держать улицу"... Сначала улицу. Чуть меньше, чем через год, - как раз к тому времени, когда отца и старшего брата забрали на фронт, - "территория Кавальканте" распространилась, не много не мало, на шесть кварталов, (что по меркам уличных молокососов было неслыханным масштабом), а в банду входило уже двенадцать человек, против трех в самом начале.
Время шло. Виктор, - которого в криминальном мире знали как Вито Грилло, - заимел красноречивую репутацию, богатенькие мальчишки с других районов стали все реже соваться на "его" территорию, торгаши, наученные горьким опытом прошедших дней, теперь смотрели в оба, случайные путники практически не появлялись, а и без того небогатые соседи, стараниями военной экономики, сделались и вовсе нищими.
В конечном счете, голод ударил по семье Кавальканте с новой силой - отец вернулся с фронта с ранением, младший брат подхватил ушную болезнь, мать стала страдать от суставов, а в добавок ко всему, за месяц до подписания соглашения о перемирии, родители Виктора получили похоронку на старшего сына - Эмило, погибшего в битве при Витторио-Венето. В конце 1918 года, зарабатывать на жизнь в семье Кавальканте, кроме Марио и Виктора, было некому.
Анализируя ситуацию и приходя к неутешительным выводам, Виктор заключил, что вести столь мелкую деятельность и дальше, и тратить на нее львиную долю своего времени, смысла нет, и что пришла пора им, - или, по крайней мере, ему самому, - переключаться на дела более серьезные и прибыльные.
За советом и помощью Кавальканте пошел к Мессио - воротиле, которому Виктор по-дружески платил за его покровительство, - и прямо сообщил тому о своем желании наняться в помощником в лавку мясника. Мессио, смерив мальчишку насмешливым взглядом, сообщил ему, что место в лавке он вряд ли получит, однако, коли работа у Анжело его и впрямь интересует, возможно удастся пристроить его куда-нибудь в "более подходящее место".
Сим подходящим, по мнению Мессио, местом оказался клуб "Красный свет", в который одиннадцатилетнего Виктора пристроили в качестве разнорабочего - стулья составить, полы помыть, посуду протереть, в лавку сбегать, официанта подменить. Официально. Не официальная же и, вместе с тем основная, часть сводилась к тому, что работать Виктор Кавальканте должен был глазами и ушами управляющего. Следить за посетителями, докладывать о тех из них, кто был нов, кто был, возможно, полезен или богат, подслушивать их речи, отфильтровывать полезное от ненужного, анализировать и обо всем, неизменно, сообщать управляющему. Вменялось ему также и контролировать, чтобы особо похотливые клиенты не задерживались в уединительных комнатах сверх того времени, за которое было оплачено, а также принимать заказы на нелегальный алкоголь и передавать их нужным лицам. Что же касалось его прежней деятельности, то здесь Альберто (брат Анжело) требовал лишь одного - все свои воровские делишки Виктор должен осуществлять вне стен его заведения и, не приведи Господь, не попадаться на глаза своим жертвам. Как не стоило и распространяться о том, чем он занимается, в адрес кого бы то ни было. Все остальное Альберто совершенно не интересовало.
Так и зажили. Вместо школы, в которую, как полагали его родители, Виктор ходит исправно, мальчишка все свое время проводил в клубе Альберто; его окрепший после ранения отец со старшим из живых сыновей, - Марио, - собрал свою строительную бригаду и, мало помалу, стал получать достаточно заказов, чтобы обеспечить им сравнительно-пригодное проживание; Лучиано оправился от ушной болезни, и даже матушка, - Кристина, - вроде бы стала чувствовать себя лучше.
До лета 1920 года жизнь была вполне сносной. В июле же все вновь полетело под откос - Тессио проболтался отцу, что Виктор не посещает школу, за что последний был сильно бит; Лучиано вновь захворал, подцепив на сей раз особо доставучую простуду; а в довершении всего, возвращаясь субботним вечером из церкви, под перекрестный огонь, устроенный двумя враждующими группировками, попала мать Виктора и его младшая трехгодовалая сестра - Эмили. Обе скончались на месте.
Случившееся подкосило и без того нервного после войны отца - он стал больше курить, невесть где находил алкоголь и, порой, являлся домой в доску пьяным, стал без повода колотить сыновей (особенно почему-то доставалось Тессио и Виктору), и, в конце-концов, потерял трех из шести своих людей - те просто отказались с ним дальше работать.
Сейчас Виктор редко появляется дома, пытаясь все свободные минуты посвящать работе. Он все также ошивается в клубе Альберто на позиции разнорабочего, а кроме того, время от времени, выбирается на разного рода "зачистки" и "разговоры" со старшими товарищами - в качестве помощника и вполне смышленого ученика.
Планы на игру: пока нахожусь под впечатлением от "Крестного отца", готов на все и сразу. Но, по-сути, заинтересован в чем-нибудь бодром, с точки зрения сюжета, и ... серьезном. В драму и семейные отношения могу, но в том случае, если они не подразумевают большого количества соплей.
|
пробный пост В прозрачный пакетик для улик ушло немногое - карманный нож "бабочка", несколько двадцаток, мелочь, пара странного вида ключей, зажигалка со стертым опознавательным логотипом Zippo и старый, видавший виды, смартфон. Все это было изъято на время задержания и помещено в камеру хранения личных вещей. Все как обычно. Ничего нового. Мэверика проводили в небольшую сероватую комнату с зеркальным окном и хорошей шумоизоляцией - повернули лицом к стене, затем ввели, а вернее втолкнули в помещение. Браслет на его правой руке разомкнулся, сильные руки сопровождающего, все так же привычно надавили на плечо, побуждая опуститься на металлическое кресло, левую руку повело немного в сторону и через секунду освобожденный браслет сомкнулся на спец панели у стола. Конвоир окинул его презирающим взглядом, - что тоже совершенно не ново, прошу отметить в протоколе, - и лязгнув чуть прилегающей на пол дверью вышел вон, оставляя мальчишку одного наедине с его мыслями. Он некоторое время сохранял позу, в которой оказался с повеления копа, но затем, чуть погодя, все-таки позволил себе пренебрежительное расслабление - ноги уползли чуть-чуть веред, спина откинулась на спинку и мальчишка сполз вниз так, как если бы сидел дома за письменным столом и уговаривал себя прочесть очередную неинтересную задачу из домашки. Хотя бы прочесть. Черт с ним, с решением. Время тянулось медленно, как всегда тянется в местах, подобных этому. Давящая обстановка, смутные перспективы, напряженный гул... Весьма неприятное окружение даже на самый непродолжительный срок... Мэверик же чувствовал, что в этот раз застрял в стенах участка надолго. Он сморгнул, аккуратно, так чтобы не задевать рану, потер глаза свободной рукой и тихо выдохнул. Надо придумать легенду. Убедительную, уникальную, простую в следовании. Такую, чтобы он мог рассказать ее не сбиваясь и не путаясь, чтобы помнил о последовательности ее событий в любое время от начала до конца и такую, чтобы она убедила детективов в его непричастности. Или... Или можно было отрицать все.
Взгляд мальчишки стал сосредоточеннее и как-будто темнее. "Если на вас выйдут - придерживайтесь стратегии. Отрицайте все" - небезызвестные слова Курильщика из нашумевшего когда-то, задолго до рождения Мэверика, сериала из 90х. То ли он назывался "Секретные материалы", то ли "Дела Икс" - дьявол разберет. Сейчас уже и не вспомнишь, да то и не важно. Важно другое. Стратегия.
"Отрицайте все."
Мальчишка втянул носом воздух и задумался. Что они о нем знают? По-факту из сегодняшней ситуации? Что они знают? Что видели, что слышали, чему смогут найти подтверждение? Из здания Хапойа выводили как заложника. Обстрел помешал им отступить в тех же ролях и потому он сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий человек - вооружился и ушел с линии огня. Любое другое решение, скорее всего, закончилось бы для него лихо. Окей. Что дальше? Убегая, он оставил отпечатки на оружии и сделал несколько выстрелов - не прицеливаясь, просто в пустоту. Так что справедливо полагать, что ни один из них никому вреда не причинил. Мэверик, например, был уверен в этом наверняка, иначе его можно смело приписывать к классу снайперов из альфа. С этим разобрались. Что дальше? Отпечатки? Держать оружие в руках закон не запрещает. Хранить не зарегистрированное и использовать в противоправных целях - то да. Убивать запрещает, ранить запрещает. Даже нанесение повреждений при самозащите может рассматриваться судом как противоправное, в определенном смысле, действо. Что же до текущей ситуации - Мэверик никого не убивал. Любой грамотный баллистик им это объяснит, а значит - к этому не прикопаться. Что кроме этого? Задержанные парни, работающие на черный рынок. Дааа... Эти хлопцы, как пить дать, видели его в помещении. Не факт, что видели в перекрестье, - иначе справедливо задать вопрос, какого лядя он все еще жив, - но заметить движение все-таки могли. Но могли ли они свидетельствовать тому, что Мэверик был за одно с людьми Кавалли? Вот тут вопрос сложный. Спорный. И неоднозначный. С одной стороны, скорее всего, при имеющихся вводных данных сказать наверняка, что мальчишка был не одним из заложников, пока находился в кафе, не сможет никто (из живых). С другой - учитывая отношение полиции и социальных служб к нему, учитывая его прошлое, легавым достанет одного намека на его причастность к расстрелу посетителей кафе и тогда все. Обвинение они состряпают, а для суда этого достаточно. Присяжные, как показала практика, его в этом городе не жалуют, да и сложившаяся в мире мода на "try juveniles as adults" светит ему соучастием и годами так пятью...
Мэверик повращал глазами, гуляя взглядом с двери на зеркальное стекло перед ним, на угол, на стену, на стол, снова на дверь.
Камеры в кафе были отключены задолго до их приезда. Парковка обесточена. Взрыв разрушил охранную комнату. С точки зрения дурацкого бизнес центра - не прикопаться.
Но камеры? Уличное CCTV? Что, если где-то, на каком-то повороте машины, его лицо все-таки попало в кадр?
"Отрицайте все."
|